ложимъ же и теперь, что хочешь, многое, напримѣръ, если B. угодно, много скамей и столовъ. — Какъ неугодно? — Но идей-то, относительно этой утвари — двѣ: одна — идея скамьи, и одна — стола. — Да. — И не говоримъ ли мы обыкновенно, что художникъ той и другой утвари дѣлаетъ ее, смотря на идею, — тотъ скамей, а тотъ столовъ, которыми мы пользуемся? и прочее такимъ же образомъ. Вѣдь самой идеи-то не производитъ ни одинъ художникъ. — Какъ произвесть? — Такъ смотри теперь и на художника: и его называешь ты кѣмъ-нибудь. — C. Кѣмъ, то-есть? — Тѣмъ, который все дѣлаетъ, что дѣлаетъ каждый изъ ремесленниковъ. — Ты говоришь о какомъ-то сильномъ и удивительномъ человѣкѣ. — Нѣтъ еще; а вотъ сейчасъ скажешь больше. Тотъ же самый ремесленникъ нетолько въ состояніи сдѣлать всякую утварь, — онъ дѣлаетъ и все, произрастающее изъ земли, онъ производитъ и всѣхъ животныхъ, и все прочее, и себя; кромѣ того, онъ созидаетъ и землю, и небо, и боговъ, — все работаетъ и на небѣ, и въ адѣ, D. подъ землею. — Чрезвычайно удивительнаго разумѣешь ты софиста, сказалъ онъ. — Не вѣришь? примолвилъ я. Но скажи мнѣ: вовсе ли не такимъ кажется тебѣ художникъ, или въ нѣкоторомъ смыслѣ онъ творецъ всего этого, а въ нѣкоторомъ — нѣтъ? Развѣ не сознаешь, что и самъ ты, нѣкоторымъ-то способомъ можешь сотворить все это? — Да какой же тутъ способъ? спросилъ онъ. — Нетрудный, но многократно и скоро выполняемый, отвѣчалъ я. Не угодно ли взять
сить эти разногласящія мнѣнія? Мнѣ кажется, что критики, при опредѣленіи значенія этихъ словъ, не обратили вниманія на слѣдующее, весьма важное, обстоятельство. Вездѣ, гдѣ употребляется слово εἶδος, непремѣнно предполагается ἰδέα, безъ которой εἶδος невозможенъ. Напротивъ, тамъ, гдѣ встрѣчается слово ἰδέα, еще не предполагается εἶδος, который не необходимъ для того, чтобы была ἰδέα. Εἶδος есть родовое понятіе, котораго развитіе въ форму общности необходимо условливается τῇ ἰδέᾳ. Напротивъ, ἰδέα, — реальная и простая сама въ себѣ сущность вещи, не условливается τῷ εἶδει, но зависитъ отъ начала высшаго, не предполагаемаго. Однимъ словомъ: εἶδος есть формальная сторона предмета, подъ которою всегда мыслится начало реальное, ἰδέα; а ἰδέα есть единичная реальность вещи, которая можетъ быть мыслима и безъ формы. Впрочемъ, см. Parmenid. p. 128 E.
ложим же и теперь, что хочешь, многое, например, если B. угодно, много скамей и столов. — Как неугодно? — Но идей-то, относительно этой утвари — две: одна — идея скамьи, и одна — стола. — Да. — И не говорим ли мы обыкновенно, что художник той и другой утвари делает ее, смотря на идею, — тот скамей, а тот столов, которыми мы пользуемся? и прочее таким же образом. Ведь самой идеи-то не производит ни один художник. — Как произвесть? — Так смотри теперь и на художника: и его называешь ты кем-нибудь. — C. Кем, то есть? — Тем, который всё делает, что делает каждый из ремесленников. — Ты говоришь о каком-то сильном и удивительном человеке. — Нет еще; а вот сейчас скажешь больше. Тот же самый ремесленник нетолько в состоянии сделать всякую утварь, — он делает и всё, произрастающее из земли, он производит и всех животных, и всё прочее, и себя; кроме того, он созидает и землю, и небо, и богов, — всё работает и на небе, и в аде, D. под землею. — Чрезвычайно удивительного разумеешь ты софиста, сказал он. — Не веришь? примолвил я. Но скажи мне: вовсе ли не таким кажется тебе художник, или в некотором смысле он творец всего этого, а в некотором — нет? Разве не сознаешь, что и сам ты, некоторым-то способом можешь сотворить всё это? — Да какой же тут способ? спросил он. — Нетрудный, но многократно и скоро выполняемый, отвечал я. Не угодно ли взять
————————————
сить эти разногласящие мнения? Мне кажется, что критики, при определении значения этих слов, не обратили внимания на следующее, весьма важное, обстоятельство. Везде, где употребляется слово εἶδος, непременно предполагается ἰδέα, без которой εἶδος невозможен. Напротив, там, где встречается слово ἰδέα, еще не предполагается εἶδος, который не необходим для того, чтобы была ἰδέα. Εἶδος есть родовое понятие, которого развитие в форму общности необходимо условливается τῇ ἰδέᾳ. Напротив, ἰδέα, — реальная и простая сама в себе сущность вещи, не условливается τῷ εἶδει, но зависит от начала высшего, не предполагаемого. Одним словом: εἶδος есть формальная сторона предмета, под которою всегда мыслится начало реальное, ἰδέα; а ἰδέα есть единичная реальность вещи, которая может быть мыслима и без формы. Впрочем, см. Parmenid. p. 128 E.
