тему для бесѣды Сократа съ рапсодистомъ. Сократъ въ Іонѣ отнюдь не порицаетъ истиннаго поэтическаго воодушевленія, а только доказываетъ, что оно внушается музами и потому зависитъ не отъ знанія, что оно состоитъ въ свободномъ стремленіи души къ предмету и никому недоступно, кромѣ того, чья нѣжная и дѣвственная душа проникается божественнымъ (Phaedr. p. 245 A). Но внѣшно возбуждаемый восторгъ рапсодистовъ столько же заслуживалъ порицаніе, сколько изступленіе коривантовъ и вакханокъ. Поэтому легко понять, отчего Сократъ и его ученики къ рапсодистамъ постоянно выражали презрѣніе. Свидѣтельство объ этомъ мы находимъ и у Ксенофонта (Memor. IV, 2, 10), гдѣ сынъ Софрониска говоритъ такъ: οἶδα τὰ μεν ἔπη ἀκριβοῦντας, αὐτοὺς δὲ πάνυ ἠλιθὶους ὄντας. Съ этимъ согласно и то, что читается въ Ксенофонтовомъ Симпосіонѣ — III, 5, гдѣ Антисѳенъ спрашиваетъ Никерата: οἶσθά τι οὗν ἔθνος ἠλιθιώτερον ῥαψωδῶν; а этотъ отвѣчаетъ: οὐ μὰ τὸν Δία, οὔκουν ἔμοιγε δοκεῖ.
Теперь можно еще предложить себѣ вопросъ: въ какое время Платонъ написалъ разговоръ, озаглавленный именемъ Іона. Опредѣленно отвѣчать на это, конечно, нельзя; однакожъ, принимая въ соображеніе, съ одной стороны, форму и содержаніе діалога, съ другой, тогдашнее отношеніе поэтовъ, ораторовъ и рапсодистовъ къ Сократу, можно, по крайней мѣрѣ, приблизительно, указать на время появленія Іона. Эти соображенія позволяютъ полагать, что Іонъ написанъ Платономъ еще при жизни Сократа, когда первый былъ слушателемъ послѣдняго и видѣлъ, какая сильная вражда возставала противъ его учителя со стороны тогдашнихъ личностей, занимавшихся литературою, но неполучившихъ философскаго образованія, надмеваемыхъ гордостію софистическаго многознанія и невыносившихъ тонкой Сократовой ироніи. Во-первыхъ, надобно замѣтить, что въ Іонѣ нѣтъ ничего такого, что свидѣтельствовало бы о широкомъ развитіи науки, какое видно въ позднѣйшихъ сочиненіяхъ Платона: здѣсь, напротивъ, все такъ просто, такъ осязательно, что въ писателѣ тотчасъ видишь Сокра-
тему для беседы Сократа с рапсодистом. Сократ в Ионе отнюдь не порицает истинного поэтического воодушевления, а только доказывает, что оно внушается музами и потому зависит не от знания, что оно состоит в свободном стремлении души к предмету и никому недоступно, кроме того, чья нежная и девственная душа проникается божественным (Phaedr. p. 245 A). Но внешно возбуждаемый восторг рапсодистов столько же заслуживал порицание, сколько исступление коривантов и вакханок. Поэтому легко понять, отчего Сократ и его ученики к рапсодистам постоянно выражали презрение. Свидетельство об этом мы находим и у Ксенофонта (Memor. IV, 2, 10), где сын Софрониска говорит так: οἶδα τὰ μεν ἔπη ἀκριβοῦντας, αὐτοὺς δὲ πάνυ ἠλιθὶους ὄντας. С этим согласно и то, что читается в Ксенофонтовом Симпосионе — III, 5, где Антисфен спрашивает Никерата: οἶσθά τι οὗν ἔθνος ἠλιθιώτερον ῥαψωδῶν; а этот отвечает: οὐ μὰ τὸν Δία, οὔκουν ἔμοιγε δοκεῖ.
Теперь можно еще предложить себе вопрос: в какое время Платон написал разговор, озаглавленный именем Иона. Определенно отвечать на это, конечно, нельзя; однакож, принимая в соображение, с одной стороны, форму и содержание диалога, с другой, тогдашнее отношение поэтов, ораторов и рапсодистов к Сократу, можно, по крайней мере, приблизительно, указать на время появления Иона. Эти соображения позволяют полагать, что Ион написан Платоном еще при жизни Сократа, когда первый был слушателем последнего и видел, какая сильная вражда восставала против его учителя со стороны тогдашних личностей, занимавшихся литературою, но неполучивших философского образования, надмеваемых гордостью софистического многознания и невыносивших тонкой Сократовой иронии. Во-первых, надобно заметить, что в Ионе нет ничего такого, что свидетельствовало бы о широком развитии науки, какое видно в позднейших сочинениях Платона: здесь, напротив, всё так просто, так осязательно, что в писателе тотчас видишь Сокра-
