Федръ. Можетъ быть, Сократъ, клянусь Зевсомъ.
Сокр. Итакъ, стыдясь подобнаго человѣка и боясь Эроса, я хочу горечь прежнихъ нелѣпостей заглушить сладостію новаго слова. Совѣтую и Лизіасу какъ можно скорѣе написать, что, ради подобныхъ побужденій, надобно оказывать благосклонность болѣе любящему, чѣмъ нелюбящему.
Федръ. Повѣрь, что такъ и будетъ. Когда ты скажешь похвальное слово любовнику, я непремѣнно заставлю и E. Лизіаса написать рѣчь о томъ же предметѣ.
Сокр. Вѣрю, пока ты будешь тотъ же, кто теперь[1].
Федръ. Такъ говори смѣло.
Сокр. Но гдѣ тотъ мальчикъ, къ которому я обращался? Надобно, чтобы онъ слушалъ меня; въ противномъ случаѣ, пожалуй, поспѣшитъ оказать благосклонность нелюбящему.
Федръ. Онъ очень близко возлѣ тебя — всякій разъ, когда пожелаешь.
Сокр. Итакъ, замѣть, прекрасный мальчикъ, что прежняя рѣчь принадлежитъ Федру Питоклову изъ 244. Мирринунта; а теперь я произнесу слово Стизихора Евфимова, Имерейца[2]. Оно гласитъ такъ:
Та рѣчь несправедлива, которая говоритъ, что когда
- ↑ Пока ты будешь тотъ же, кто теперь, ἔωςπερ ἂν ᾗς ὅς εἷ Здѣсь ὅς употреблено вмѣсто οἶος, потому что Платонъ указываетъ не на свойство Федра, а на самую его природу, по которой онъ — страстный любитель прекрасныхъ рѣчей. Примѣры такого употребленія ὅς собраны у Гейндорфа къ этому мѣсту Федра.
- ↑ Древніе писатели вообще любили примѣнять значеніе собственныхъ именъ къ содержанію рѣчи. Такъ здѣсь первую рѣчь Платонъ приписываетъ Федру, т.-е. человѣку, увлекающемуся пріятною наружностію предмета (φαιδρὸς). Федръ называется сыномъ Питокла, т.-е. искателя славы (πειθοκλὴς отъ πείθω и κλειτὸς). Притомъ онъ изъ Мирринунта, т.-е. какбы любитъ покоиться на миртахъ (отъ μυῤῥινός), подобно человѣку изнѣженному и праздному. См. Polit. II, 372 B. Напротивъ, вторая рѣчь, долженствующая имѣть характеръ лирическій и религіозный, приписывается Стизихору, т.-е. установителю хора (отъ στάω или ἶστημι и χόρος), сыну Евфимову, т.-е. человѣку благочестивому, или благонамѣренному (отъ εὖ и φὴμη), родомъ имерейцу, т.-е. посвященному въ таинство любви (?μέρω). О стараніи древнихъ
Федр. Может быть, Сократ, клянусь Зевсом.
Сокр. Итак, стыдясь подобного человека и боясь Эроса, я хочу горечь прежних нелепостей заглушить сладостью нового слова. Советую и Лизиасу как можно скорее написать, что, ради подобных побуждений, надобно оказывать благосклонность более любящему, чем нелюбящему.
Федр. Поверь, что так и будет. Когда ты скажешь похвальное слово любовнику, я непременно заставлю и E. Лизиаса написать речь о том же предмете.
Сокр. Верю, пока ты будешь тот же, кто теперь[1].
Федр. Так говори смело.
Сокр. Но где тот мальчик, к которому я обращался? Надобно, чтобы он слушал меня; в противном случае, пожалуй, поспешит оказать благосклонность нелюбящему.
Федр. Он очень близко возле тебя — всякий раз, когда пожелаешь.
Сокр. Итак, заметь, прекрасный мальчик, что прежняя речь принадлежит Федру Питоклову из 244. Мирринунта; а теперь я произнесу слово Стизихора Евфимова, Имерейца[2]. Оно гласит так:
Та речь несправедлива, которая говорит, что когда
————————————
- ↑ Пока ты будешь тот же, кто теперь, ἔωςπερ ἂν ᾗς ὅς εἷ Здесь ὅς употреблено вместо οἶος, потому что Платон указывает не на свойство Федра, а на самую его природу, по которой он — страстный любитель прекрасных речей. Примеры такого употребления ὅς собраны у Гейндорфа к этому месту Федра.
- ↑ Древние писатели вообще любили применять значение собственных имен к содержанию речи. Так здесь первую речь Платон приписывает Федру, т. е. человеку, увлекающемуся приятною наружностью предмета (φαιδρὸς). Федр называется сыном Питокла, т. е. искателя славы (πειθοκλὴς от πείθω и κλειτὸς). Притом он из Мирринунта, т. е. как бы любит покоиться на миртах (от μυῤῥινός), подобно человеку изнеженному и праздному. См. Polit. II, 372 B. Напротив, вторая речь, долженствующая иметь характер лирический и религиозный, приписывается Стизихору, т. е. установителю хора (от στάω или ἶστημι и χόρος), сыну Евфимову, т. е. человеку благочестивому, или благонамеренному (от εὖ и φὴμη), родом имерейцу, т. е. посвященному в таинство любви (?μέρω). О старании древних