дѣльныхъ изслѣдованій. Держась этой нити, намъ легче будетъ теперь войти въ подробности его содержанія, понять значеніе частныхъ его мыслей, замѣтить повороты заключающихся въ немъ изслѣдованій и оцѣнить удивительную художественность въ развитіи его плана.
Когда собесѣдники условились въ способѣ изслѣдованія спорнаго предмета, тогда Сократъ предложилъ свое замѣчаніе, что удовольствія, по его наблюденію, относятся не къ одному и тому же роду, но представляются весьма различными, такъ что надобно внимательно отдѣлять ихъ одни отъ другихъ, чтобы, назвавъ всѣ добромъ, не сказать лжи. Протархъ сперва не соглашается съ Сократовымъ наблюденіемъ и, не отвергая объективнаго различія удовольствій, всѣ ихъ мыслитъ въ единствѣ рода, просто какъ удовольствіе. Сократъ не опровергаетъ этого Протархова взгляда и только говоритъ, что единство рода не мѣшаетъ быть разнообразію содержащихся въ немъ видовъ. И это нужно сказать не только объ удовольствіи, но и о знаніи, которое, въ существѣ будучи одно, тѣмъ не менѣе заключаетъ въ себѣ множество и разнообразіе. Различивъ такія стороны удовольствія и знанія, Сократъ открываетъ теперь то третье высшее благо, которое предполагалъ найти, и видитъ его въ τῷ ἕν καὶ πολλὰ, такъ какъ τὸ ἓν καὶ πολλὰ тожественно и въ удовольствіи и въ разумности. Но, соотвѣтственно тожественному въ обоихъ благахъ τῷ ἓν, надлежало отожествить въ нихъ и πολλὰ; а πολλὰ τῆς ἡδονῆς, взятыя μετὰ πολλῶν τῆς φρονήσεως и противуположенныя τῷ ἕν, представляются сознанію какъ отрицательное ἄπειρον, или безпредѣльное, не имѣющее въ себѣ ничего для самоограниченія или самоизмѣренія. Если положимъ, что Платоново τὸ ἕν есть идея сама въ себѣ, то Платоново τὸ ἀπειρον будетъ матерія сама въ себѣ. Въ этомъ ученіи объ одномъ, безпредѣльномъ и многомъ не трудно конечно усмотрѣть слѣды взглядовъ пиѳагорейскаго и элейскаго; однакожъ означеннымъ терминамъ сихъ школъ Платонъ придалъ оригинальное значеніе, а сло-
дельных исследований. Держась этой нити, нам легче будет теперь войти в подробности его содержания, понять значение частных его мыслей, заметить повороты заключающихся в нём исследований и оценить удивительную художественность в развитии его плана.
Когда собеседники условились в способе исследования спорного предмета, тогда Сократ предложил свое замечание, что удовольствия, по его наблюдению, относятся не к одному и тому же роду, но представляются весьма различными, так что надобно внимательно отделять их одни от других, чтобы, назвав все добром, не сказать лжи. Протарх сперва не соглашается с Сократовым наблюдением и, не отвергая объективного различия удовольствий, все их мыслит в единстве рода, просто как удовольствие. Сократ не опровергает этого Протархова взгляда и только говорит, что единство рода не мешает быть разнообразию содержащихся в нём видов. И это нужно сказать не только об удовольствии, но и о знании, которое, в существе будучи одно, тем не менее заключает в себе множество и разнообразие. Различив такие стороны удовольствия и знания, Сократ открывает теперь то третье высшее благо, которое предполагал найти, и видит его в τῷ ἕν καὶ πολλὰ, так как τὸ ἓν καὶ πολλὰ тожественно и в удовольствии и в разумности. Но, соответственно тожественному в обоих благах τῷ ἓν, надлежало отожествить в них и πολλὰ; а πολλὰ τῆς ἡδονῆς, взятые μετὰ πολλῶν τῆς φρονήσεως и противоположенные τῷ ἕν, представляются сознанию как отрицательное ἄπειρον, или беспредельное, не имеющее в себе ничего для самоограничения или самоизмерения. Если положим, что Платоново τὸ ἕν есть идея сама в себе, то Платоново τὸ ἀπειρον будет материя сама в себе. В этом учении об одном, беспредельном и многом не трудно конечно усмотреть следы взглядов пифагорейского и элейского; однакож означенным терминам сих школ Платон придал оригинальное значение, а сло-
