положенія къ положенію, ничѣмъ не приводя ихъ въ связь, не выводя осторожно и послѣдовательно никакихъ заключеній, не держась никакой нити доказательствъ. Не смотря однакожъ на это, чтобы читатели сами поняли, о чемъ тутъ идетъ рѣчь, мы попытаемся отрывочныя разсужденія діалога привести въ нѣкоторый порядокъ: это тѣмъ нужнѣе, что тогда откроются, конечно, и матеріальныя погрѣшности Миноса.
Діалогъ начинается вопросомъ Сократа: что̀ такое законъ? Собесѣдникъ его, послѣ нѣсколькихъ околичностей, отвѣчаетъ, что законъ есть узаконяемое, νομιζόμενον. Сократъ однакожъ не удовлетворяется этимъ опредѣленіемъ, утверждая, что узаконяемое отъ закона отлично. Послѣ сего собесѣдники переходятъ къ тому мнѣнію, что законъ есть правило или постановленіе, публично утвержденное положеніе. Все это раскрывается до p. 314 C. Но Сократу и это послѣднее опредѣленіе закона не нравится. Чтобы опровергнуть его, онъ разсуждаетъ приблизительно такъ: Мудрецы бываютъ мудрыми чрезъ мудрость, а справедливые справедливыми — чрезъ справедливость. Слѣдовательно, законные бываютъ также законными чрезъ законъ, а беззаконные — чрезъ пренебреженіе законовъ. Но любители законовъ справедливы; справедливость и законъ, по истинѣ, суть нѣчто прекрасное, въ чемъ одномъ содержится благоденствіе общественное и частное. Между тѣмъ приговоры и постановленія обществъ не всѣ можно хвалить безъ различія. А отсюда слѣдуетъ, что не въ приговорахъ и постановленіяхъ общества состоитъ сущность и природа закона. Законъ всегда добръ и спасителенъ; а приговоры государственные нерѣдко бываютъ худы и вредны (p. 314 C — E).
Нетвердость этого заключенія легко замѣтитъ всякій и безъ указанія. Здѣсь требовалось доказать, очевидно, какъ главное положеніе, что законъ, разсматриваемый самъ въ себѣ, всегда добръ и полезенъ. Но довѣрчивый и поверхностный собесѣдникъ, уступивъ тотчасъ, что законъ вообще спасителенъ, самъ же затѣмъ полагаетъ, что объемъ предложен-
положения к положению, ничем не приводя их в связь, не выводя осторожно и последовательно никаких заключений, не держась никакой нити доказательств. Не смотря однакож на это, чтобы читатели сами поняли, о чём тут идет речь, мы попытаемся отрывочные рассуждения диалога привести в некоторый порядок: это тем нужнее, что тогда откроются, конечно, и материальные погрешности Миноса.
Диалог начинается вопросом Сократа: что̀ такое закон? Собеседник его, после нескольких околичностей, отвечает, что закон есть узаконяемое, νομιζόμενον. Сократ однакож не удовлетворяется этим определением, утверждая, что узаконяемое от закона отлично. После сего собеседники переходят к тому мнению, что закон есть правило или постановление, публично утвержденное положение. Всё это раскрывается до p. 314 C. Но Сократу и это последнее определение закона не нравится. Чтобы опровергнуть его, он рассуждает приблизительно так: Мудрецы бывают мудрыми чрез мудрость, а справедливые справедливыми — чрез справедливость. Следовательно, законные бывают также законными чрез закон, а беззаконные — чрез пренебрежение законов. Но любители законов справедливы; справедливость и закон, поистине, суть нечто прекрасное, в чём одном содержится благоденствие общественное и частное. Между тем приговоры и постановления обществ не все можно хвалить без различия. А отсюда следует, что не в приговорах и постановлениях общества состоит сущность и природа закона. Закон всегда добр и спасителен; а приговоры государственные нередко бывают худы и вредны (p. 314 C — E).
Нетвердость этого заключения легко заметит всякий и без указания. Здесь требовалось доказать, очевидно, как главное положение, что закон, рассматриваемый сам в себе, всегда добр и полезен. Но доверчивый и поверхностный собеседник, уступив тотчас, что закон вообще спасителен, сам же затем полагает, что объем предложен-
