должалъ, не слушая и не вникая, думать о своемъ. «Удивительно много выраженія въ ея рукѣ», думалъ онъ, вспоминая, какъ вчера они сидѣли у угловаго стола. Говорить имъ не о чемъ было, какъ всегда почти въ это время, и она, положивъ на столъ руку, раскрывала и закрывала ее, и сама засмѣялась, глядя на ея движеніе. Онъ вспомнилъ, какъ онъ поцѣловалъ эту руку и какъ потомъ разсматривалъ сходящіяся черты на розовой ладони. — «Опять помилосъ», подумалъ Левинъ, крестясь, кланяясь и глядя на гибкое движеніе спины кланяющагося дьякона. — Она взяла потомъ мою руку и разсматривала линіи: «у тебя славная рука», сказала она. И онъ посмотрѣлъ на свою руку и на короткую руку дьякона. — «Да, теперь скоро кончится», — думалъ онъ. «Нѣтъ, кажется опять сначала», подумалъ онъ, прислушиваясь къ молитвамъ. — «Нѣтъ, кончается; вотъ уже онъ кланяется въ землю. Это всегда предъ концомъ».
Незамѣтно получивъ рукою въ плисовомъ обшлагѣ трехрублевую бумажку, дьяконъ сказалъ, что онъ запишетъ, и, бойко звуча новыми сапогами по плитамъ пустой церкви, прошелъ въ алтарь. Черезъ минуту онъ выглянулъ оттуда и поманилъ Левина. Запертая до сихъ поръ мысль зашевелилась въ головѣ Левина, но онъ поспѣшилъ отогнать ее. — «Какъ-нибудь устроится», подумалъ онъ, и пошелъ къ амвону. Онъ вошелъ на ступеньки и, повернувъ направо, увидалъ священника. Старичокъ священникъ, съ рѣдкою полусѣдою бородой, съ усталыми, добрыми глазами, стоялъ у аналоя и перелистывалъ требникъ. Слегка поклонившись Левину, онъ тотчасъ же началъ читать привычнымъ голосомъ молитвы. Окончивъ ихъ, онъ поклонился въ землю и обратился лицомъ къ Левину.
— Здѣсь Христосъ невидимо предстоитъ, принимая вашу исповѣдь, — сказалъ онъ, указывая на Распятіе. — Вѣруете ли
