нея невыразимо милы. Наружность его, измѣнившаяся въ штатскомъ платьѣ, была для нея привлекательна, какъ для молодой влюбленной. Во всемъ, чтй онъ говорилъ, думалъ и дѣлалъ, она видѣла что-то особенно благородное и возвышенное. Ея восхищеніе предъ нимъ часто пугало ее самое: она искала и не могла найти въ немъ ничего непрекраснаго. Она не смѣла показывать ему сознаніе своего ничтожества предъ нимъ. Ей казалось, что онъ, зная это, скорѣе можетъ разлюбить ее; а она ничего такъ не боялась теперь, хотя и не имѣла къ тому никакихъ поводовъ, какъ потерять его любовь. Но она не могла не быть благодарна ему за его отношеніе къ ней и не показывать, какъ она цѣнитъ это. Онъ, по ея мнѣнію, имѣвшій такое опредѣленное призваніе къ государственной дѣятельности, въ которой долженъ былъ играть видную роль, — онъ пожертвовалъ честолюбіемъ для нея, никогда не показывая ни малѣйшаго сожалѣнія. Онъ былъ болѣе, чѣмъ прежде, любовно-почтителенъ къ ней, и мысль о томъ, чтобъ она никогда не почувствовала неловкости своего положенія, ни на минуту не покидала его. Онъ, столь мужественный человѣкъ, въ отношеніи ея не только никогда не противорѣчилъ, но не имѣлъ своей воли, и былъ, казалось, только занятъ тѣмъ, какъ предупредить ея желанія. И она не могла не цѣнить этого, хотя эта самая напряженность его вниманія къ ней, эта атмосфера заботъ, которою онъ окружалъ ее, иногда тяготили ее.
Вронскій между-тѣмъ, несмотря на полное осуществленіе того, чего онъ желалъ такъ долго, не былъ вполнѣ счастливъ. Онъ скоро почувствовалъ, что осуществленіе его желанія доставило ему только песчинку изъ той горы счастія, которой онъ ожидалъ. Это осуществленіе показало ему ту вѣчную ошибку, которую дѣлаютъ люди, представ-
