глядя на него и желая догадаться, досадно ли ему или нѣтъ то, что она оторвала его.
— Ну, вѣдь какъ хорошо намъ вдвоемъ! Мнѣ, то-есть, — сказалъ онъ, подходя къ ней и сіяя улыбкой счастья.
— Мнѣ та̀къ хорошо! Никуда не поѣду, особенно въ Москву.
— А о чемъ ты думала?
— Я? я думала..... Нѣтъ, нѣтъ, иди, пиши, не развлекайся, — сказала она, морща губы, — и мнѣ надо теперь вырѣзать вотъ эти дырочки, видишь?
Она взяла ножницы и стала прорѣзывать.
— Нѣтъ, скажи же, что̀? — сказалъ онъ, подсаживаясь къ ней и слѣдя за кругообразнымъ движеніемъ маленькихъ ножницъ.
— Ахъ, я что̀ думала? Я думала о Москвѣ, о твоемъ затылкѣ.
— За что̀ именно мнѣ такое счастье? Ненатурально. Слишкомъ хорошо, — сказалъ онъ, цѣлуя ея руку.
— Мнѣ напротивъ, чѣмъ лучше, тѣмъ натуральнѣе.
— А у тебя косичка, сказалъ онъ, осторожно поворачивая ея голову.
— Косичка. Видишь вотъ тутъ. Нѣтъ, нѣтъ — мы дѣломъ занимаемся!
Занятіе уже не продолжалось, и они, какъ виноватые, отскочили другъ отъ друга, когда Кузьма вошелъ доложить, что чай поданъ.
— А изъ города пріѣхали? — спросилъ Левинъ у Кузьмы.
— Только-что пріѣхали, разбираются.
— Приходи же скорѣе, — сказала она ему, уходя изъ кабинета, — а то безъ тебя прочту письма. И давай въ четыре руки играть.
Оставшись одинъ и убравъ свои тетради въ новый, ку-
