«слава Богу!» и, радуясь тому, что она была причиной этого, она подошла къ Долли и поцѣловала ее.
— Совсѣмъ нѣтъ; отчего ты такъ презираешь насъ съ Матвѣемъ? — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, улыбаясь чуть замѣтно и обращаясь къ женѣ.
Весь вечеръ, какъ всегда, Долли была слегка насмѣшлива по отношенію къ мужу, а Степанъ Аркадьевичъ доволенъ и веселъ, но настолько, чтобы не показать, что онъ, будучи прощенъ, забылъ свою вину.
Въ половинѣ десятаго особенно радостная и пріятная вечерняя семейная бесѣда за чайнымъ столомъ у Облонскихъ была нарушена самымъ, повидимому, простымъ событіемъ, но это простое событіе почему-то всѣмъ показалось страннымъ. Разговорившись объ общихъ петербургскихъ знакомыхъ, Анна быстро встала.
— Она у меня есть въ альбомѣ, — сказала она, — да и кстати я покажу моего Сережу, — прибавила она съ гордою материнскою улыбкой.
Къ десяти часамъ, когда она обыкновенно прощалась съ сыномъ и часто сама предъ тѣмъ какъ ѣхать на балъ укладывала его, ей стало грустно, что она такъ далеко отъ него, и, о чемъ бы ни говорили, она нѣтъ-нѣтъ и возвращалась мыслью къ своему кудрявому Сережѣ. Ей захотѣлось посмотрѣть на его карточку и поговорить о немъ. Воспользовавшись первымъ предлогомъ, она встала и своею легкою, рѣшительною походкой пошла за альбомомъ. Лѣстница наверхъ въ ея комнату выходила на площадку большой входной теплой лѣстницы.
Въ то время, какъ она выходила изъ гостиной, въ передней послышался звонокъ.
— Кто это можетъ быть? — сказала Долли.
