Эта страница не была вычитана
IV
ссылокъ“; при этомъ Измаилъ Ивановичь руководствовался слѣдующими основаніями: если слово употреблено въ памятникѣ только въ одномъ смыслѣ, то, хотя бы оно и нѣсколько разъ повторялось въ одномъ и томъ же памятникѣ, надо выбирать только то мѣсто, въ которомъ смыслъ слова какъ можно рѣзче выражается; напротивъ, если слово употребляется съ разными оттѣнками, надо дѣлать нѣсколько выписокъ изъ одного памятника, чтобы указать разные оттѣнки въ значеніяхъ того же самаго слова [1]). Дальнѣйшій вопросъ, представлявшійся Измаилу Ивановичу при первоначальной работѣ касательно выписки словъ изъ памятниковъ, заключался въ томъ, какія слова выписывать, — всѣ ли, или не всѣ. Этотъ вопросъ онъ разрѣшилъ такимъ образомъ (1869 г.):
„Можно имѣть въ виду“, говоритъ онъ, „два отдѣльные рода словъ: или слова преимущественно рѣдкія и не часто встрѣчающіяся, но любопытныя для филолога и изслѣдователя, или слова обыкновенныя. Такъ, слово изгой, древне-Русское слово, не встрѣчающееся въ тѣхъ памятникахъ Церковнославянскихъ, которые не имѣютъ никакого отношенія къ Русскимъ. Конечно, при разсмотрѣніи такого любопытнаго слова, нельзя упустить ни одного мѣста, гдѣ оно упоминается. Но на такія ли только любопытныя слова долженъ обращать вниманіе изслѣдователь языка или составитель словаря? На такія слова многіе уже обращали вниманіе, и, если будетъ обращено вниманіе только на такія слова, то конечно словарь представитъ безспорно любопытный матеріалъ, но онъ не будетъ словаремъ, который сообщилъ бы понятіе объ образованности, о жизни и характерѣ народа. Всякому филологу извѣстно, что для того чтобы говорить даже краснорѣчиво о всѣхъ предметахъ обыкновеннаго разговора, нужно очень немного словъ — отъ 2 до 3 тысячь. Если будемъ сравнивать писателей, то увидимъ между ними большую разницу, и именно по степени ихъ образованности, ихъ вниманія къ собственной мысли и ихъ желанія выражаться какъ можно яснѣе. Не только писатели, но есть конечно и такіе народы, которые пользуются очень незначительнымъ количествомъ словъ, положимъ тысячами двумя; даже есть такіе, которые довольствуются одною тысячью; но есть другіе писатели и другіе народы, которые желаютъ выразить все опредѣлительно и очевидно, такъ что имъ двухъ тысячь словъ недостаточно. Какъ у человѣка это зависитъ отъ его характера, отъ степени его образованности, такъ и у народа это одинаково зависитъ отъ его характера и отъ степени его развитія. Если въ словарѣ мы увидимъ массу словъ обычныхъ, постоянно употребляемыхъ и встрѣчающихся во всѣхъ памятникахъ, то можемъ ли мы считать этотъ отдѣлъ словъ такою же принадлежностью языка самого народа, какою считаемъ слова того или другого писателя, который ихъ употребляетъ постоянно, какъ свою неотъемлемую собственность? По количеству этихъ словъ можно судить о степени образованности и о характерѣ народа. Потомъ встрѣчаются другія обстоятельства, не менѣе важныя: народные обычаи и понятія народа. Всякое слово есть представитель вещи, или осязаемой, или вещи, умомъ представляемой, умственнаго предмета. Что касается до словъ перваго рода, до тѣхъ, которыя выражаютъ вещь, какъ она есть, предметъ, какъ онъ существуетъ, его качества, дѣйствія, которыя мы производимъ на него, или которыя онъ самъ производитъ, то всѣ эти слова совокупно изобразятъ внѣшнюю жизнь народа. Если обратить вниманіе на слова второго рода, которыя касаются ума, то въ нихъ представится умственная и нравственная жизнь народа. Со многими изъ словъ этого второго разряда соединены очень своеобразныя воззрѣ-- ↑ Труды перваго Археологическаго съѣзда въ Москвѣ, т. I, стр. CXXXVII.
