нія народа, такъ что составитель словаря, который будетъ знакомиться съ значеніемъ этихъ словъ въ языкѣ народа, долженъ останавливаться на такихъ мѣстахъ въ его памятникахъ, которыя содержатъ всѣ оттѣнки различныхъ значеній этихъ словъ. Возмемъ такое простое слово, какъ слово Богъ, т. е. простое потому, что оно принадлежитъ каждому человѣку и каждому народу. Если мы соберемъ все, что представляютъ намъ памятники нашей древности, нашей народной мысли о Богѣ, то мы получимъ воззрѣніе древне-Русскаго народа о Богѣ, частью совершенно нехристіанское, языческое, а частью и совершенно христіанское. Такимъ образомъ изъ систематическихъ сообщеній о всѣхъ словахъ подобнаго рода представится философія народа въ хронологическомъ порядкѣ. Но возвращаясь къ словамъ перваго отдѣла, т. е. къ предметамъ вещественнымъ, къ ихъ качествамъ и дѣйствіямъ, которыя относятся преимущественно къ обычаямъ народа, къ его жизни, такъ сказать, вещественной, нужно узнать, когда они употребляются, и, поступая съ ними какъ съ словами отвлеченныхъ понятій, опредѣлить съ точностью ихъ значеніе, на сколько это возможно, выписками изъ самихъ памятниковъ, гдѣ эти слова употребляются. При недостаткѣ памятниковъ для точнаго уясненія значенія слова, можно по необходимости прибѣгнуть къ соображеніямъ. Наконецъ въ словарь должно внести значительное количество словъ первообразныхъ, производныхъ и сложныхъ. Изъ сложныхъ и производныхъ словъ есть дѣйствительно такія, которыя достойны вниманія, или какъ предметъ археологіи, или какъ предметъ физіологіи древне-Русскаго народа“ [1]).
Таковы были предположенія Измаила Ивановича относительно вступительной работы къ словарю, относительно того, что́ выписывать изъ памятниковъ и ка́къ выписывать. Слѣдующій вопросъ, разрѣшеніе котораго представлялось наиболѣе затруднительнымъ Измаилу Ивановичу, заключался въ систематизаціи, т. е. въ выдѣленіи изъ всего громаднаго словарнаго матеріала, относившагося не только къ Русскому, древне-Русскому и Церковнославянскому, но и къ ино-Славянскимъ языкамъ, того, что представляло собою исключительно языкъ Русскаго народа до XIV—XV вѣка. Имѣя въ виду именно такое выдѣленіе, составитель словаря предполагалъ дать своему труду названіе „Словаря народнаго и церковнаго языка“, или „Словаря книжнаго и народнаго языка по древнимъ памятникамъ Русскаго письма“, или „Словаря древне-Русскаго языка“. Послѣднее названіе Измаилъ Ивановичь, надо думать, понималъ не въ смыслѣ только возможно полнаго запаса словъ и реченій живаго, народнаго языка древней Руси, но вмѣстѣ съ тѣмъ совокупности всѣхъ словъ и выраженій языка Церковнославянскаго, усвоенныхъ и распространенныхъ среди образованнаго класса древней Руси, среди Русскихъ книжныхъ людей X—XV вв.
„Древне-Русскій языкъ“, говорится въ запискѣ, прочитанной Измаиломъ Ивановичемъ на первомъ Археологическомъ съѣздѣ, „безъ сомнѣнія отличается отъ такъ называемаго Церковнославянскаго; но трудно отдѣлить эти языки одинъ отъ другого, какъ напримѣръ позволилъ себѣ одинъ изъ писателей Сербскихъ, составляя словарь древне-Сербскаго языка, отдѣлить его отъ Церковнославянскаго. Такое отдѣленіе настолько же невозможно, какъ невозможно нашь теперешній Русскій языкъ, который употребляется въ разговорѣ, въ книгахъ, въ дипломатическихъ бумагахъ, отдѣлить отъ простонароднаго Русскаго языка. Еще въ нынѣшнее время, имѣя въ виду два условія — необразованіе и образованіе, мы можемъ по крайней мѣрѣ положить границу между языкомъ съ одной стороны людей необразованныхъ, съ другой — книж-- ↑ Труды перваго Археологическаго съѣзда въ Москвѣ (М. 1871), т. I, стр. CXXXVI—CXXXVII.
