"Итакъ, если "рѣшать“ значитъ объявлять себѣ, то никто, постигающій двѣ вещи рядомъ и дѣлающій себѣ "объявленіе" и "рѣшающій" въ предѣлахъ той и другой, не "рѣшитъ" же, что одна изъ нихъ есть собственно другая. Нужно, значитъ, и тебѣ отказаться говорить объ этой другой вещи; я хочу вотъ что сказать: никто не станетъ "рѣшать", чтобы то, что мы подразумѣваемъ подъ словомъ "некрасивое"[1], было нѣчто прекрасное, или что-нибудь другое въ этомъ родѣ".
— Да, Сократъ, я отказываюсь и нахожу, что ты разсуждаешь правильно.
"Такимъ образомъ, тому, кто "рѣшаетъ" въ предѣлахъ двухъ вещей, не приходится принимать одиу въ смыслѣ другой?"
— Нѣтъ.
"А тотъ, кто "рѣшаетъ" въ предѣлахъ одной только вещи, можетъ ли "рѣшать" эту одну въ смыслѣ другой?"
— Конечно, не можетъ, иначе онъ долженъ былъ бы прежде всего и постигать[2] душею ту другую вещь, о которой мы говоримъ, что она "въ предѣлы" его рѣшенія не входитъ.
"Итакъ, ни тотъ, кто "рѣшаетъ" въ предѣлахъ двухъ вещей рядомъ, ни тотъ, кто "рѣшаетъ" въ предѣлахъ одной только вещи, не можетъ составить "подложнаго" (--подставнаго) рѣшенія, и кто утверждаетъ, что ложное рѣшеніе есть "подложное“ ( — подставное) рѣшеніе, тотъ говоритъ пустяки. Оказывается, что ни этотъ, ни вышеразобранные пути не объясняютъ намъ ложнаго рѣшенія".
— Видно, нѣтъ.
"А между тѣмъ, Ѳеэтитъ, если нѣтъ ложнаго рѣшенія, то мы должны будемъ допустить много страннаго".
— Что именно?
- ↑ Опять таки Сократъ указываетъ здѣсь на невозможность смѣшиванія отдѣльныхъ понятій, этихъ "частей" содержанія мысли (сравни стр. 78, 2-ю сноску).
- ↑ А ея онъ не постигаетъ или не "мыслитъ", какъ и самъ Ѳеэтитъ предположилъ выше (смотри стр. 80 строку 2 снизу).
"Итак, если "решать“ значит объявлять себе, то никто, постигающий две вещи рядом и делающий себе "объявление" и "решающий" в пределах той и другой, не "решит" же, что одна из них есть собственно другая. Нужно, значит, и тебе отказаться говорить об этой другой вещи; я хочу вот что сказать: никто не станет "решать", чтобы то, что мы подразумеваем под словом "некрасивое"[1], было нечто прекрасное, или что-нибудь другое в этом роде".
— Да, Сократ, я отказываюсь и нахожу, что ты рассуждаешь правильно.
"Таким образом, тому, кто "решает" в пределах двух вещей, не приходится принимать одиу в смысле другой?"
— Нет.
"А тот, кто "решает" в пределах одной только вещи, может ли "решать" эту одну в смысле другой?"
— Конечно, не может, иначе он должен был бы прежде всего и постигать[2] душею ту другую вещь, о которой мы говорим, что она "в пределы" его решения не входит.
"Итак, ни тот, кто "решает" в пределах двух вещей рядом, ни тот, кто "решает" в пределах одной только вещи, не может составить "подложного" (--подставного) решения, и кто утверждает, что ложное решение есть "подложное“ ( — подставное) решение, тот говорит пустяки. Оказывается, что ни этот, ни вышеразобранные пути не объясняют нам ложного решения".
— Видно, нет.
"А между тем, Феэтит, если нет ложного решения, то мы должны будем допустить много странного".
— Что именно?
