для ученаго языкомъ, если она управляется неизмѣнными механическими законами, то гдѣ же корень разногласія съ дарвинизмомъ? Постараемся разобраться въ этомъ хаосѣ противорѣчій. Рѣчь въ этой главѣ вертится, главнымъ образомъ, вокругъ того коренного противорѣчія, на которое я указывалъ въ книгѣ Данилевскаго и которое приводитъ основную его аргументацію къ абсурду. Коренное философское различіе между дарвинистами и антидарвинистами того толка, къ которому принадлежатъ Данилевскій и г. Страховъ, сводится, главнымъ образомъ, къ слѣдующему. Чтобы сохранить болѣе полное безпристрастіе, буду говорить словами антидарвиниста, правда, антидарвиниста ученаго, именно Катрфажа. «Попытка Дарвина, — говоритъ онъ, — заключалась въ томъ, чтобы объяснить дѣйствіемъ однѣхъ вторичныхъ причинъ то чудесное цѣлое, которое изучаютъ ботаники и зоологи; онъ захотѣлъ намъ объяснить его происхожденіе и развитіе такимъ же образомъ, какимъ астрономы и геологи объясняютъ намъ, какъ возникла наша планета и какъ произошло то, что мы теперь на ней видимъ. Въ этой грандіозной попыткѣ великаго ума нѣтъ ничего незаконнаго» и т. д. Объясненіе происхожденія и современнаго строя органическаго міра такими же «вторичными причинами», какими объясняетъ подлежащія явленія астрономъ и геологъ, вотъ, слѣдовательно, задача дарвинизма. Задача Данилевскаго и г. Страхова прямо противоположная: доказать, что процессъ происхожденія организмовъ — процессъ загадочный, таинственный, необъяснимый безъ непосредственнаго вмѣшательства цѣлесообразно предопредѣляющаго разумнаго начала, что объясненія вторичными причинами въ біологіи не примѣнимы, что біологъ въ своихъ объясненіяхъ, или вмѣсто объясненій, вынужденъ непосредственно восходить къ первичной причинѣ — къ «интеллектуальному началу».
Особенность организмовъ, отличающая ихъ отъ неорганизованнаго и нуждающаяся въ объясненіи «вторичными причинами», заключается въ той ихъ чертѣ, которая (худо ли или хорошо) издавна обозначается словомъ «цѣлесообразность». Происхожденіе этой (кажущейся) цѣлесообразности дарвинизмъ объясняетъ, какъ извѣстно, слѣдующею «вторичною причиной»: въ природѣ существуетъ процессъ, устраняющій всѣ безполезныя и вредныя организаціи и сохраняющій и накопляющій всѣ полезныя, разумѣя подъ полезными такія, которыя обезпечиваютъ существованіе обладающихъ ими организмовъ. Польза, каждый разъ проявляющаяся, можетъ быть ничтожна, но зато и процессъ ея накопленія обнимаетъ несмѣтные періоды времени. Сегодня — польза, завтра — польза, всегда польза, въ итогѣ, большая, громадная, изумительная польза, т.-е. та именно цѣлесообразность, которая насъ поражаетъ въ окончательномъ результатѣ.
Данилевскій вообразилъ, что нашелъ могучій доводъ противъ дарвинизма въ слѣдующемъ соображеніи. Дарвинизмъ, — разсуждаетъ онъ, — сохраняетъ и накопляетъ въ организмахъ только полезное и такимъ образомъ направляетъ ихъ къ совершенству. Значитъ, — заключаетъ онъ, — всѣ существа всегда должны быть совершенны (все тотъ же знакомый способъ аргументаціи), и вслѣдъ за тѣмъ посвящаетъ значительную часть книги на-
для ученого языком, если она управляется неизменными механическими законами, то где же корень разногласия с дарвинизмом? Постараемся разобраться в этом хаосе противоречий. Речь в этой главе вертится, главным образом, вокруг того коренного противоречия, на которое я указывал в книге Данилевского и которое приводит основную его аргументацию к абсурду. Коренное философское различие между дарвинистами и антидарвинистами того толка, к которому принадлежат Данилевский и г. Страхов, сводится, главным образом, к следующему. Чтобы сохранить более полное беспристрастие, буду говорить словами антидарвиниста, правда, антидарвиниста ученого, именно Катрфажа. «Попытка Дарвина, — говорит он, — заключалась в том, чтобы объяснить действием одних вторичных причин то чудесное целое, которое изучают ботаники и зоологи; он захотел нам объяснить его происхождение и развитие таким же образом, каким астрономы и геологи объясняют нам, как возникла наша планета и как произошло то, что мы теперь на ней видим. В этой грандиозной попытке великого ума нет ничего незаконного» и т. д. Объяснение происхождения и современного строя органического мира такими же «вторичными причинами», какими объясняет подлежащие явления астроном и геолог, вот, следовательно, задача дарвинизма. Задача Данилевского и г. Страхова прямо противоположная: доказать, что процесс происхождения организмов — процесс загадочный, таинственный, необъяснимый без непосредственного вмешательства целесообразно предопределяющего разумного начала, что объяснения вторичными причинами в биологии не применимы, что биолог в своих объяснениях, или вместо объяснений, вынужден непосредственно восходить к первичной причине — к «интеллектуальному началу».
Особенность организмов, отличающая их от неорганизованного и нуждающаяся в объяснении «вторичными причинами», заключается в той их черте, которая (худо ли или хорошо) издавна обозначается словом «целесообразность». Происхождение этой (кажущейся) целесообразности дарвинизм объясняет, как известно, следующею «вторичною причиной»: в природе существует процесс, устраняющий все бесполезные и вредные организации и сохраняющий и накопляющий все полезные, разумея под полезными такие, которые обеспечивают существование обладающих ими организмов. Польза, каждый раз проявляющаяся, может быть ничтожна, но зато и процесс её накопления обнимает несметные периоды времени. Сегодня — польза, завтра — польза, всегда польза, в итоге, большая, громадная, изумительная польза, т. е. та именно целесообразность, которая нас поражает в окончательном результате.
Данилевский вообразил, что нашел могучий довод против дарвинизма в следующем соображении. Дарвинизм, — рассуждает он, — сохраняет и накопляет в организмах только полезное и таким образом направляет их к совершенству. Значит, — заключает он, — все существа всегда должны быть совершенны (всё тот же знакомый способ аргументации), и вслед за тем посвящает значительную часть книги на-
