и на послѣднихъ четырехъ строкахъ внезапное, ничѣмъ не мотивированное, обвиненіе дарвинизма въ «неопредѣленности посылокъ» и «неправильномъ обобщеніи выводовъ», въ чемъ, повидимому, и должно заключаться обѣщанное открытіе.
Глава XIII особенно любопытна, такъ какъ содержитъ единственную положительную часть статьи. Доказавъ, по его мнѣнію, несостоятельность дарвинизма, не могущаго будто бы объяснить такого коренного факта, какъ присутствіе въ органическомъ мірѣ безполезнаго и вреднаго, г. Страховъ берется доказать, что этотъ фактъ превосходно мирится съ воззрѣніемъ Данилевскаго, по которому органическія формы создаются при непосредственномъ вмѣшательствѣ «интеллектуальнаго (или, по г. Страхову, божественнаго) начала». Все безполезное и вредное, — поучаетъ г. Страховъ, — станетъ въ нашихъ глазахъ «полезнымъ и прекраснымъ», стоитъ лишь допустить, что природа, подобно человѣку, обладаетъ свободною волей и потому вольна грѣшить и «подыматься выше или опускаться ниже уровня простой надобности». Въ этой блестящей философской теоріи преподанъ, конечно, образецъ тѣхъ «чисто-научныхъ» пріемовъ, основанныхъ на «опредѣленныхъ посылкахъ» и «правильныхъ обобщеніяхъ» и потому обладающихъ «полною достовѣрностью», отсутствіемъ которыхъ, по заявленію г. Страхова, страдаетъ дарвинизмъ. Но вслѣдъ затѣмъ въ заключительной, XIV, главѣ г. Страховъ вдругъ начинаетъ убѣждать меня (!) въ безплодности философствованія, когда можно имѣть подъ ногами «твердую почву естественныхъ наукъ», хотя, къ сожалѣнію, не обозначаетъ точно времени, когда естественныя науки потеряли эту твердую почву изъ-подъ ногъ, такъ какъ на слѣдующей же страницѣ, и также внезапно, заявляетъ, что современныя естественныя науки могутъ только пріучить къ «неяснымъ обобщеніямъ» и «шаткимъ соображеніямъ».
Какъ видно изъ этого краткаго обзора, «всегдашняя ошибка» такъ и оказалась не разысканною, если не считать за ея разоблаченіе нѣсколькихъ бездоказательныхъ строкъ въ концѣ XI главы. Если же все дѣло въ этихъ четырехъ строкахъ, которыя должны быть приняты читателемъ на вѣру, то зачѣмъ было заставлять его прочесть 80 страницъ?
Но если читатель обманулся въ ожиданіи узнать всегдашнюю ошибку дарвинизма, то не познакомился ли онъ взамѣнъ съ всегдашнимъ діалектическимъ пріемомъ автора этой неудачной критики? Видѣлъ онъ желаніе запугивать его голословными мнѣніями сомнительныхъ авторитетовъ (главы VI и XI); видѣлъ смѣлыя, самоувѣренныя, но рѣшительно ничѣмъ не подкрѣпленныя утвержденія (гл. II, IX, XIII), попытки скрыть отъ читателя сущность разсматриваемаго вопроса (гл. IV, VIII, XIV), или отвлечь его вниманіе не относящимися къ дѣлу подробностями или совершенно посторонними вопросами (гл. XII); видѣлъ бездоказательныя обвиненія или прямую напраслину, развязно взводимыя на Дарвина и дарвинистовъ (гл. VI, XI, XIII); видѣлъ, наконецъ, обрубаніе конца или и конца и начала мысли противника (гл. IV, XII), искаженіе его мыслей (гл. I, V, XIV), а то и
и на последних четырех строках внезапное, ничем не мотивированное, обвинение дарвинизма в «неопределенности посылок» и «неправильном обобщении выводов», в чём, по-видимому, и должно заключаться обещанное открытие.
Глава XIII особенно любопытна, так как содержит единственную положительную часть статьи. Доказав, по его мнению, несостоятельность дарвинизма, не могущего будто бы объяснить такого коренного факта, как присутствие в органическом мире бесполезного и вредного, г. Страхов берется доказать, что этот факт превосходно мирится с воззрением Данилевского, по которому органические формы создаются при непосредственном вмешательстве «интеллектуального (или, по г. Страхову, божественного) начала». Всё бесполезное и вредное, — поучает г. Страхов, — станет в наших глазах «полезным и прекрасным», стоит лишь допустить, что природа, подобно человеку, обладает свободною волей и потому вольна грешить и «подыматься выше или опускаться ниже уровня простой надобности». В этой блестящей философской теории преподан, конечно, образец тех «чисто-научных» приемов, основанных на «определенных посылках» и «правильных обобщениях» и потому обладающих «полною достоверностью», отсутствием которых, по заявлению г. Страхова, страдает дарвинизм. Но вслед затем в заключительной, XIV, главе г. Страхов вдруг начинает убеждать меня (!) в бесплодности философствования, когда можно иметь под ногами «твердую почву естественных наук», хотя, к сожалению, не обозначает точно времени, когда естественные науки потеряли эту твердую почву из-под ног, так как на следующей же странице, и также внезапно, заявляет, что современные естественные науки могут только приучить к «неясным обобщениям» и «шатким соображениям».
Как видно из этого краткого обзора, «всегдашняя ошибка» так и оказалась не разысканною, если не считать за её разоблачение нескольких бездоказательных строк в конце XI главы. Если же всё дело в этих четырех строках, которые должны быть приняты читателем на веру, то зачем было заставлять его прочесть 80 страниц?
Но если читатель обманулся в ожидании узнать всегдашнюю ошибку дарвинизма, то не познакомился ли он взамен с всегдашним диалектическим приемом автора этой неудачной критики? Видел он желание запугивать его голословными мнениями сомнительных авторитетов (главы VI и XI); видел смелые, самоуверенные, но решительно ничем не подкрепленные утверждения (гл. II, IX, XIII), попытки скрыть от читателя сущность рассматриваемого вопроса (гл. IV, VIII, XIV), или отвлечь его внимание не относящимися к делу подробностями или совершенно посторонними вопросами (гл. XII); видел бездоказательные обвинения или прямую напраслину, развязно взводимые на Дарвина и дарвинистов (гл. VI, XI, XIII); видел, наконец, обрубание конца или и конца и начала мысли противника (гл. IV, XII), искажение его мыслей (гл. I, V, XIV), а то и
