предвзятое чувство сомнѣнія и нерасположенія, и это весьма легко объясняется спеціальностью ихъ точки зрѣнія. Есть люди, которые знаютъ литературу настолько, насколько полиція въ большихъ городахъ знаетъ народъ, ею охраняемый, т.-е. лишь тѣ несообразности и тѣ безпорядки, которымъ иногда предается нашъ добрый народъ.
Нѣтъ, что̀ бы ни говорили, но правительству не приходилось до сихъ поръ раскаиваться въ томъ, что оно смягчило въ пользу печати тотъ гнетъ, который тяготѣлъ надъ нею. Но въ этомъ вопросѣ о печати достаточно ли того, что̀ сдѣлано; и, въ виду болѣе свободнаго умственнаго труда и по мѣрѣ того, какъ успѣхи литературы возрастали,—не ощущается ли все сильнѣе ежедневная польза и необходимость высшаго руководства или направленія? Одна цензура, какъ бы она ни дѣйствовала, далеко не удовлетворяетъ требованіямъ этого новаго порядка вещей. Цензура служитъ предѣломъ, а не руководствомъ. А у насъ въ литературѣ, какъ и во всемъ остальномъ, вопросъ не столько въ томъ, чтобы подавлять, сколько въ томъ, чтобы направлять. Направленіе, мощное, разумное, въ себѣ увѣренное направленіе—вотъ чего требуетъ страна, вотъ въ чемъ заключается лозунгъ всего настоящаго положенія нашего.
Часто жалуются на тотъ духъ непокорности и неповиновенія, который отличаетъ людей нынѣшняго поколѣнія. Въ этомъ обвиненіи заключается значительная доля недоразумѣнія. Можно съ достовѣрностью сказать, что ни въ какую другую эпоху не было столько дѣятельныхъ умственныхъ силъ не у дѣлъ и тяготящихся бездѣйствіемъ, на которое онѣ обречены. Но эти же са-
предвзятое чувство сомнения и нерасположения, и это весьма легко объясняется специальностью их точки зрения. Есть люди, которые знают литературу настолько, насколько полиция в больших городах знает народ, ею охраняемый, т. е. лишь те несообразности и те беспорядки, которым иногда предается наш добрый народ.
Нет, что́ бы ни говорили, но правительству не приходилось до сих пор раскаиваться в том, что оно смягчило в пользу печати тот гнет, который тяготел над нею. Но в этом вопросе о печати достаточно ли того, что́ сделано; и, в виду более свободного умственного труда и по мере того, как успехи литературы возрастали, — не ощущается ли всё сильнее ежедневная польза и необходимость высшего руководства или направления? Одна цензура, как бы она ни действовала, далеко не удовлетворяет требованиям этого нового порядка вещей. Цензура служит пределом, а не руководством. А у нас в литературе, как и во всём остальном, вопрос не столько в том, чтобы подавлять, сколько в том, чтобы направлять. Направление, мощное, разумное, в себе уверенное направление — вот чего требует страна, вот в чём заключается лозунг всего настоящего положения нашего.
Часто жалуются на тот дух непокорности и неповиновения, который отличает людей нынешнего поколения. В этом обвинении заключается значительная доля недоразумения. Можно с достоверностью сказать, что ни в какую другую эпоху не было столько деятельных умственных сил не у дел и тяготящихся бездействием, на которое они обречены. Но эти же са-
