Разскажу я вамъ про Якова Харче́нка, сколько горя онъ набрался въ Хмѣлинцахъ, сватаючись за Кахановну.
Однажды въ воскресенье подходимъ мы къ тому селу. Солнце уже низенько. Смотрю я—мой паробокъ словно отставать началъ. Я за нимъ примѣчаю въ-тихомолку, и самъ, знаете, убавилъ себѣ ходу. Примѣчаю—паробокъ мой совсѣмъ другой сталъ. Всю дорогу такой разговорчивый былъ, веселый, что́ твой бубенчикъ, а тутъ словно воды въ ротъ набралъ, и брови насупилъ, и голову повѣсилъ.
»Что́ это ты«, говорю я, »панъ Яковъ, надулся, какъ куликъ противъ вѣтру?«
»Какого еще тамъ кулика выдумали!«
»Можетъ, усталъ, хлопче?«
Расскажу я вам про Якова Харче́нка, сколько горя он набрался в Хмелинцах, сватаючись за Кахановну.
Однажды в воскресенье подходим мы к тому селу. Солнце уже низенько. Смотрю я — мой паробок словно отставать начал. Я за ним примечаю втихомолку, и сам, знаете, убавил себе ходу. Примечаю — паробок мой совсем другой стал. Всю дорогу такой разговорчивый был, веселый, что́ твой бубенчик, а тут словно воды в рот набрал, и брови насупил, и голову повесил.
«Что́ это ты», говорю я, «пан Яков, надулся, как кулик против ветру?»
«Какого еще там кулика выдумали!»
«Может, устал, хлопче?»
