Просто—въ глазахъ рябитъ. Сверху солнце такъ и сыплетъ теплымъ лучемъ въ темную чащу, а изъ чащи холодкомъ на тебя вѣетъ.
Поглядѣла Наталя кругомъ, да и облилась горючими слезами. Ой світе мій я́сний, світе мій прекра́сний! промолвила она словами пѣсни, яки́й мій тала́нъ неща́сний!
Склонила она голову на бѣлую руку да вспоминаетъ она свое дѣвичье время, какъ оно весело было и вольно! Пришелъ ей на память и Михайло съ своими ясными глазами: какой онъ тихій былъ и любящій!
»Пойду я хоть матушку провѣдаю«, думаетъ она. »Данило развѣ только завтра вернется,—не узнаетъ. Можетъ быть, послѣдній разъ прощусь съ нею, хоть увижу свое село, пройдусь по улицѣ, а запоздаюсь, такъ мать меня проведетъ.«
Просто — в глазах рябит. Сверху солнце так и сыплет теплым лучем в темную чащу, а из чащи холодком на тебя веет.
Поглядела Наталя кругом, да и облилась горючими слезами. Ой свите мий я́сний, свите мий прекра́сний! промолвила она словами песни, яки́й мий тала́н неща́сний!
Склонила она голову на белую руку да вспоминает она свое девичье время, как оно весело было и вольно! Пришел ей на память и Михайло с своими ясными глазами: какой он тихий был и любящий!
«Пойду я хоть матушку проведаю», думает она. «Данило разве только завтра вернется, — не узнает. Может быть, последний раз прощусь с нею, хоть увижу свое село, пройдусь по улице, а запоздаюсь, так мать меня проведет.»
Встрепенулась она, да и побѣжала дорогой. А уже вечерѣло и роса падала. Бѣжитъ, бѣжитъ Наталя…. Сердце у ней такъ и бьется, только что не выскочитъ. Мѣсяцъ взошелъ; ночь тепла и тиха…. Вотъ и
Встрепенулась она, да и побежала дорогой. А уже вечерело и роса падала. Бежит, бежит Наталя…. Сердце у неё так и бьется, только что не выскочит. Месяц взошел; ночь тепла и тиха…. Вот и
