щу. Ты должна мнѣ оброкъ платить. Сколько ты получаешь?«
»Два рубля въ мѣсяцъ, пани!«
»Ну, плати мнѣ два рубли въ мѣсяцъ, такъ я пущу.«
»Да мнѣ одѣться надо самой и мальчика одѣть.«
»А мнѣ еще больше твоего надо! Ты какую-нибудь свитчёнку накинешь—тебѣ все равно, а намъ по-людски надо жить.«
И не пустила.
»Дай ужъ ей два рубля«, говоритъ хозяинъ, »а мы тебя не обидимъ.«
Пани опять не соглашается,—говоритъ: »Дай три рубля; да еще и за три не отпущу.«
Ходилъ и самъ хозяинъ, просилъ ее. »Не хочу!« да и только. Такъ онъ одинъ и поѣхалъ.
»Не приведи, Господи«, сказалъ онъ на прощанье, »съ такими людьми знаться и видѣться даже съ ними, какъ твоя пани!«
щу. Ты должна мне оброк платить. Сколько ты получаешь?»
«Два рубля в месяц, пани!»
«Ну, плати мне два рубли в месяц, так я пущу.»
«Да мне одеться надо самой и мальчика одеть.»
«А мне еще больше твоего надо! Ты какую-нибудь свитчёнку накинешь — тебе всё равно, а нам по-людски надо жить.»
И не пустила.
«Дай уж ей два рубля», говорит хозяин, «а мы тебя не обидим.»
Пани опять не соглашается, — говорит: «Дай три рубля; да еще и за три не отпущу.»
Ходил и сам хозяин, просил ее. «Не хочу!» да и только. Так он один и поехал.
«Не приведи, Господи», сказал он на прощанье, «с такими людьми знаться и видеться даже с ними, как твоя пани!»
Опять взяла пани Олександру во дворъ, а Тьшка въ хоромы. Къ матери, бывало, его не пустятъ; развѣ украдкой прибѣжитъ на часокъ.
Тяжело заболѣла бѣдная Олександра. Ле-
Опять взяла пани Олександру во двор, а Тьшка в хоромы. К матери, бывало, его не пустят; разве украдкой прибежит на часок.
Тяжело заболела бедная Олександра. Ле-
