Было насъ у отца три дочери. Я была самая старшая. Куда строгъ былъ нашъ отецъ! рѣдко, рѣдко выпуститъ насъ на улицу погулять съ дѣвушками. »Негодное племя бабье«, говоритъ онъ, бывало: »всё бы имъ гулять! Гуляютъ да стрекочутъ, словно сороки.«
»Будто и ты никогда не гулялъ?« скажетъ матушка.
»А я, слава тебѣ, Господи, съ роду дуракомъ не бывалъ.«
Хотя и строгъ былъ отецъ, а насъ жаловалъ. Бывало, какъ поѣдетъ въ Кіевъ, такъ и навезетъ намъ гостинцевъ хорошихъ: матушкѣ очипокъ, вышитый шелкомъ, или красную плахту, мнѣ ожерелье, или ленты, или поясъ красный, такой, что любо-дорого смо-
Было нас у отца три дочери. Я была самая старшая. Куда строг был наш отец! редко, редко выпустит нас на улицу погулять с девушками. «Негодное племя бабье», говорит он, бывало: «всё бы им гулять! Гуляют да стрекочут, словно сороки.»
«Будто и ты никогда не гулял?» скажет матушка.
«А я, слава тебе, Господи, сроду дураком не бывал.»
Хотя и строг был отец, а нас жаловал. Бывало, как поедет в Киев, так и навезет нам гостинцев хороших: матушке очипок, вышитый шелком, или красную плахту, мне ожерелье, или ленты, или пояс красный, такой, что любо-дорого смо-
