трѣть, маленькимъ сестрамъ сережки, монисты.
Бывало, какъ бы рано онъ ни пріѣхалъ, а гостинцы роздастъ только на другой, или на третій день. Мы ему и въ глаза заглядываемъ, и увиваемся около него, а онъ словно не понимаетъ, да разсказываетъ, какъ онъ тамъ съ торговкой поссорился, или что-нибудь другое придумаетъ. А какъ вынетъ наконецъ гостинцы да начнетъ всѣхъ обдаривать, Господи, какъ мы обрадуемся! »Батюшка нашъ, голубчикъ!« говоримъ, »милый нашъ батюшка!«
»Ну, ну, полноте«, говоритъ онъ. »Что́ это вы всполошились да разжужжались, словно пчелы? Ужъ не думаете ли вы, что это я на деньги купилъ? Эхъ вы, умныя головы! Продалъ пшеницу, осталось ее у меня съ мѣрку, вотъ и привяжись ко мнѣ какой-то взбалмошный купчишка съ краснымъ товаромъ: »Помѣняемся да помѣняемся!« Ну, я и помѣнялся, лишь бы только отвязаться.«
Вотъ такъ-то онъ, бывало, что-нибудь придумаетъ, а ни за что не признается, что вспомнилъ, молъ, про васъ, купилъ вамъ гостинца. Ни за что онъ этого не скажетъ: такой-то былъ покойникъ, царство ему небесное!
треть, маленьким сестрам сережки, монисты.
Бывало, как бы рано он ни приехал, а гостинцы раздаст только на другой, или на третий день. Мы ему и в глаза заглядываем, и увиваемся около него, а он словно не понимает, да рассказывает, как он там с торговкой поссорился, или что-нибудь другое придумает. А как вынет наконец гостинцы да начнет всех обдаривать, Господи, как мы обрадуемся! «Батюшка наш, голубчик!» говорим, «милый наш батюшка!»
«Ну, ну, полноте», говорит он. «Что́ это вы всполошились да разжужжались, словно пчелы? Уж не думаете ли вы, что это я на деньги купил? Эх вы, умные головы! Продал пшеницу, осталось ее у меня с мерку, вот и привяжись ко мне какой-то взбалмошный купчишка с красным товаром: «Поменяемся да поменяемся!» Ну, я и поменялся, лишь бы только отвязаться.»
Вот так-то он, бывало, что-нибудь придумает, а ни за что не признается, что вспомнил, мол, про вас, купил вам гостинца. Ни за что он этого не скажет: такой-то был покойник, царство ему небесное!
