ворю обо всѣхъ понятіяхъ этого рода, какъ напр, о величинѣ, здоровьѣ, силѣ и другихъ въ этонъ родѣ, словомъ сказать, о сущности всѣхъ вообще предметовъ, — что такое каждая такая сущность сама въ себѣ? Постигаемъ ли мы основы и глубину ихъ съ помощію тѣла, или же это бываетъ такимъ образомъ, что тотъ, кто больше и внимательнѣе другихъ размышляетъ о сущности, которую хочетъ изслѣдовать, больше приближается къ пониманію каждой? **).
— Какъ нельзя болѣе справедливо.
— Итакъ, ие тотъ ли будетъ дѣйствовать въ этомъ случаѣ наиболѣе совершеннымъ образомъ, кто устремляется къ каждой такой сущности, насколько возможно болѣе, одною только мыслью, не пользуясь при размышленіи чувствомъ зрѣнія и не соединяя съ мысленнымъ созерцаніемъ дѣйствія какого нибудь другого тѣлеснаго чувства, но отдаваясь чистой мысли, мысли въ самой себѣ, стремится постичь каждую отдѣльную чистую сущность *°) въ ней самой, отрѣшаясь при этомъ возможно болѣе отъ зрѣнія, слуха, словомъ сказать, отъ посредства тѣла вообще, какъ возмущающаго душу и не позволяющаго ей достигать истины и мудрости во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда она приходитъ съ нимъ въ соприкосновеніе. И если кто нибудь, любезный Симмій, то не такой ли именно человѣкъ придетъ къ познанію бытія?
— Ты говоришь, Сократъ, отвѣчалъ Симмій, какъ нельзя болѣе вѣрно.
XI. — Итакъ, въ силу этого, сказалъ Сократъ, не должна ли въ умахъ истинныхъ философовъ явиться мысль, которую оии будутъ и высказывать другъ
ворю обо всех понятиях этого рода, как напр, о величине, здоровье, силе и других в этон роде, словом сказать, о сущности всех вообще предметов, — что такое каждая такая сущность сама в себе? Постигаем ли мы основы и глубину их с помощию тела, или же это бывает таким образом, что тот, кто больше и внимательнее других размышляет о сущности, которую хочет исследовать, больше приближается к пониманию каждой? **).
— Как нельзя более справедливо.
— Итак, ие тот ли будет действовать в этом случае наиболее совершенным образом, кто устремляется к каждой такой сущности, насколько возможно более, одною только мыслью, не пользуясь при размышлении чувством зрения и не соединяя с мысленным созерцанием действия какого нибудь другого телесного чувства, но отдаваясь чистой мысли, мысли в самой себе, стремится постичь каждую отдельную чистую сущность *°) в ней самой, отрешаясь при этом возможно более от зрения, слуха, словом сказать, от посредства тела вообще, как возмущающего душу и не позволяющего ей достигать истины и мудрости во всех тех случаях, когда она приходит с ним в соприкосновение. И если кто-нибудь, любезный Симмий, то не такой ли именно человек придет к познанию бытия?
— Ты говоришь, Сократ, отвечал Симмий, как нельзя более верно.
XI. — Итак, в силу этого, сказал Сократ, не должна ли в умах истинных философов явиться мысль, которую оии будут и высказывать друг
