мнѣ въ сани полдюжины Редереру и досталъ бумажникъ расплатиться.
— Тутъ двѣ версты какихъ-нибудь вамъ до дому, сказалъ смотритель: я велѣлъ бутылки сунуть въ сѣно, довезете благополучно. Писемъ, продолжалъ онъ, выдвигая ящикъ въ столѣ, ни вамъ, ни вамъ нѣтъ. А вы не слыхали, обратился онъ ко мнѣ, императоръ скончался?
— Что вы говорите! воскликнулъ я. Такихъ вѣстей легкомысленно разглашать не слѣдуетъ!
— Помилуйте, на что же вѣрнѣе! возразилъ смотритель. Сегодня утромъ фельдъегерь проскакалъ изъ Петербурга въ Берлинъ съ этою вѣстью.
Мы стояли въ оцѣпенѣніи.
— Что жъ, поѣдемте! обратился я къ Панаеву. Но взглянувши на него, увидалъ катящіяся по щекамъ его слезы.
— Поѣзжайте, голубчикъ, одинъ, сказалъ онъ, махнувъ рукою, а я не могу. Онъ остался непреклоненъ, и мы разъѣхались каждый къ себѣ домой. Черезъ два дня мы уже ходили въ траурѣ, и полковой нашъ священникъ объѣзжалъ эскадроны, приводя ихъ къ присягѣ.
Въ день моихъ именинъ поднялась такая мятель, что мы съ Василіемъ Павловичемъ уже не разсчитывали на чье-либо посѣщеніе, и въ часъ дня единственными нашими гостями оказались оба барона Энгардта: хозяинъ и бывшій гусаръ.
— Кто же выѣдетъ въ подобную погоду? эту фразу повторяли мы на всѣ лады; какъ вдругъ послышался колокольчикъ, и на бѣлой занавѣси мятели все съ большею ясностью стала выступать приближающаяся тройка и остановилась у крыльца. Засыпанные съ головы до ногъ снѣгомъ вошли наши милые Щ—іе. Конечно, послѣ первыхъ привѣтствій, потрясающая вѣсть стала предметомъ разговора, но затѣмъ появилась кулебяка, и непосредственная жизнь вступила въ свои права.