„Я все это время охочусь и хлопочу объ устройствѣ нашего педагогическаго персонала на зиму. Ѣздилъ въ Москву въ поискахъ за учителемъ и гувернеромъ. Нынче же чувствую себя совсѣмъ больнымъ. Вы не пишите о себѣ, стало быть хорошо. Нашъ поклонъ Марьѣ Петровнѣ.
Не помню, по какому случаю мы съ Иваномъ Александр. поѣхали въ Орелъ. На вокзалѣ Остъ объявилъ, что прежде чѣмъ пріѣхать ко мнѣ въ гостинницу, онъ думаетъ побывать у жестокаго кулака купца, сосѣда, приторговывавшаго смежную съ его землею Степановку, при самыхъ стѣснительныхъ для насъ условіяхъ.
— И охота вамъ, Иванъ Александровичъ, сказалъ я, понапрасну набиваться этому кулаку. Воробьевка намъ понадобилась, такъ мы сами нашли покупателя. Впрочемъ, дѣлайте, какъ хотите. Я велю подать самоваръ и буду поджидать васъ.
Когда черезъ полчаса я усѣлся въ номерѣ за самоваромъ, — вошелъ и Иванъ Александровичъ.
— Ну что? съ неудовольствіемъ спросилъ я.
— Продалъ Степановку, — былъ отвѣтъ.
— Что вы! воскликнулъ я.
— Вотъ и домашняя запродажная расписка, а вотъ и тысяча рублей задатку, сказалъ онъ, кладя передъ мною то и другое.
— Вотъ ужь, сказалъ я, вы въ полномъ смыслѣ заслуживаете прозванія: магъ и волшебникъ.
Степановка была продана за 30 тысячъ, изъ коихъ десять должны были быть уплачены при совершеніи купчей, а двадцать — въ іюнѣ 1878 года. Лошади и рогатый скотъ должны оставаться до отправленія въ Воробьевку на подножный кормъ, т. е. до конца мая. Весь урожай настоящаго года долженъ поступить въ нашу пользу.
Купчая въ скоромъ времени была совершена и девять тысячъ въ уплату получены, a затѣмъ, такъ какъ срокъ совершенія купчей на Воробьевку приближался, Иванъ Александр. уѣхалъ въ Курскъ. Не обошлось и тутъ безъ передрягъ, и Воробьевка въ свою очередь подтвердила пословицу: „сгово-
