зыватъ свое нерасположеніе появляться въ печати. Это же чувство заставило меня, не помню въ какомъ именно журналѣ, подъ разборомъ Анны Карениной, подписать фамилію моего письмоводителя Болговъ.
Л. Н. Толстой писалъ:
„Нынче утромъ самъ повезъ вамъ отвѣтъ на письмо со статьею на Козловку и получилъ ваше письмо. Статью Болгова проглотилъ и только сокрушался, что онъ не отдѣльное новое лицо, — былъ бы новый другъ. Послалъ статью Страхову.
„Очень грустно мнѣ за васъ, дорогой Аѳанасій Аѳанасьевичъ, за чувство, которое въ васъ долженъ былъ вызвать послѣдній домашній эпизодъ; но я всегда за себя и за близкихъ утѣшаюсь, что все къ лучшему. Можетъ быть вамъ пришлось бы испытать болѣе тяжелыя чувства. Теперь вы спокойны, только обидно, что ваши труды у васъ не на лицо.
„Какъ мало на свѣтѣ настоящихъ умныхъ людей, дорогой Аѳанасій Аѳанасьевичъ! появился было Г-нъ Болговъ, и какъ я обрадовался ему, но и тотъ тотчасъ же обратился въ васъ. Можно не узнать произведеніе ума, къ которому равнодушенъ, но произведеніе ума любимаго, выдающее себя за чужое, такъ же смѣшно и странно видѣть, какъ если бы я пріѣхалъ къ вамъ судиться и, глядя на васъ во всѣ глаза, увѣрялъ бы, что я адвокатъ Петровъ. Не могу хвалить вашей статьи, потому что она хвалитъ меня; но я вполнѣ согласенъ съ нею; и мнѣ очень радостно было читать анализъ своихъ мыслей, при которомъ всѣ мои мысли, взгляды, сочувствія, затаенныя стремленія поняты вѣрно и поставлены всѣ на настоящее мѣсто. Мнѣ бы очень хотѣлось, чтобы она была напечатана; хотя я обращалъ къ вамъ то, что вы говорили мнѣ, знаю, что почти никто не пойметъ ея.
