Однажды зимою въ нашей школѣ появился толстоватый и неуклюжій на видъ пожилой человѣкъ, приведшій чернаго, кудряваго и высокорослаго сына совершенно цыганскаго типа, но какъ оказалось получавшаго до 15-ти лѣтняго возраста воспитаніе въ Швейцаріи и говорившаго только гнусливымъ и мало понятнымъ французскимъ языкомъ.
У насъ онъ поступилъ, несмотря на свой ростъ, въ меньшой классъ. Фамилія его была Воейковъ. Услыхавъ, что я русскій, старикъ Воейковъ, прожившій въ гостинницѣ около недѣли, выпросилъ у Крюммера позволеніе взять меня вмѣстѣ съ сыномъ своимъ къ себѣ.
Я забылъ сказать, что по рукописной книгѣ Борисовской библіотеки я дома познакомился съ большинствомъ первоклассныхъ и второстепенныхъ русскихъ поэтовъ отъ Хераскова до Акимова включительно, и помнилъ стихи, наиболѣе мнѣ понравившіеся. Я замѣтилъ, что грубоватому Воейкову было пріятно, что я помнилъ много куплетовъ изъ его „Сумасшедшаго дома“. Просилъ онъ меня принять участіе въ его сынѣ, но участіе мое ни къ чему не повело: молодой Воейковъ не оказывалъ никакихъ успѣховъ ни по части общежительности и дружбы, ни по части наукъ. Кажется, въ теченіи того же года отецъ взялъ его изъ школы, и дальнѣйшая судьба его мнѣ неизвѣстна.
Мое качество кореннаго русскаго обратило на себя вниманіе лифляндскаго помѣщика испанскаго происхожденія Перейры, обрусѣвшаго въ русской артиллеріи, въ которой, достигнувъ чина полковника, онъ женился на весьма милой дочери лифляндскаго богача Вульфа, обладавшаго, какъ мнѣ говорилъ самъ директоръ Крюммеръ, 360-ю большихъ и малыхъ имѣній и фольварковъ. Отставной артиллерійскій полковникъ Перейра получилъ за женою въ приданое прекрасное имѣніе и прижилъ съ нею двухъ дѣтей: мальчика Аль-
