вышелъ черезъ часъ изъ кабинета, служившаго ему спальней, съ улыбающимся лицомъ и предложилъ сыграть на билліардѣ.
Игралъ онъ, какъ и стрѣлялъ изъ ружья, замѣчательно хорошо.
— Что же у тебя за верховая лошадь, на которой ты летаешь съ такою быстротой? спросилъ онъ, подсмѣиваясь.
— Баронесса, отвѣчалъ я.
— Я довольно коротко знаю, — сказалъ дядя, — вашихъ , лошадей, а что-то не помню такого имени.
— Да это я ее такъ прозвалъ, потому что она выпряжена изъ бороны.
— Ну третьяго дня я обѣщалъ тебѣ ружье, которое сейчасъ же велю тебѣ передать, а сегодня же вечеромъ пришлю добрую персидскую кобылку Вѣдъму, которую загонять трудно.
Я сталъ благодарить, но дядя, по-своему обычаю, не далъ мнѣ поцѣловать руки.
Въ Новоселкахъ меня встрѣтилъ нарочный, державшій на веревкѣ большую, пеструю маркловскую собаку.
— Марья Петровна Борисова, — сказалъ онъ, — приказали кланяться и для охоты прислали вамъ лягавую собаку Трезора.
Принявъ собаку, я тотчасъ, для перваго знакомства, постарался послаще накормить ее, но изъ осторожности продержалъ до утра взаперти, увѣренный, что если собака хоть разъ сходить со мною на удачную охоту, то уже отъ меня не уйдетъ.
Зная аккуратность Ильи Аѳанасьевича, я просилъ его распорядиться, чтобы къ четыремъ часамъ утра конюхъ, осѣдлавъ мнѣ Вѣдьму, подвелъ ее къ крыльцу, самъ сидя на разгонной лошади, а меня бы въ этотъ часъ Илья Аѳанасьевичъ разбудилъ, приготовивъ ружье и ягдташъ со всѣми принадлежностями. Какъ на другое, такъ и во всѣ послѣдующія утра, я слышалъ раздававшійся надо мной голосъ Ильи Аѳанасьевича: „Аѳанасій Аѳанасьевичъ!“ — и, раскрывая глаза, видѣлъ, что стрѣлки часовъ моихъ, висящихъ на стѣнѣ, показывали 4 часа.
Сколько разъ въ теченіи нѣсколькихъ годовъ случалось мнѣ каждое утро торопливымъ шагомъ спускаться
