съ Кашириныхъ кожу; вѣдь это, помилуйте, нагрянутъ двадцать человѣкъ къ обѣду, а тамъ своихъ однѣхъ барышенъ кажется шесть штукъ, да Гайли съ женою подъѣдетъ, да сами хозяева, вѣдь это больше 30 человѣкъ за столомъ.
— И вы будете? спросилъ Борисовъ.
— На кожу? нельзя же, зима! тутъ отъ капитана не уйдешь.
— Да отчего вы, спросилъ я, называете его капитаномъ, когда онъ поручикъ, а капитановъ въ кавалеріи нѣтъ?
— Да это не я, а корпусный командиръ окрестилъ его капитаномъ; воспитанникъ кадетскаго корпуса, онъ сохранилъ признаки строгой пѣшей выправки, и у него такія рыжія бакенбарды, какихъ у насъ ни у кого не бываетъ. „Боже мой! сказалъ увидавши его Дмитрій Ерофеевичъ: онъ совершенный капитанъ“. Съ той поры и подхватили: капитанъ да капитанъ. Сперва онъ сердился, а теперь попривыкъ.
На другой день послѣ полудня нѣсколько бричекъ и телѣгъ, проѣхавши 10 или 12-ти верстное разстояніе мѣстами по зыбучему песку, взъѣхало на широкій дворъ большаго деревяннаго барскаго дома. Человѣкъ 15 офицеровъ, слѣзая у крыльца флигеля молодаго Каширина, входили туда, прося слугу обмахнуть налетѣвшую на нихъ пыль. Пока гости умывались и обчищались, изъ дому подошелъ во флигель самъ хозяинъ, отставной артиллерійскій капитанъ Ник. Ѳед. Каширинъ. Это былъ средняго роста сѣдой старичекъ въ отставномъ мундирномъ сюртукѣ съ короткимъ чубучкомъ сигарной трубочки въ рукахъ, въ которой почти не потухала сигара.
Справедливость требуетъ замѣтить, что дешевыя эти сигары испускали дымъ, далеко не благовонный. Происходилъ Каширинъ, если не ошибаюсь, изъ дворянъ Орловской губерніи и, будучи еще на службѣ, не знаю гдѣ, быть можетъ при передвиженіи батареи въ Польшу въ 30 году, женился на красивой и ловкой полькѣ и купилъ населенное имѣніе съ усадьбой на берегу рѣки Тясьмины.
— Пожалуйте, господа, очень рады, говорилъ онъ, пожимая руки пріѣзжимъ, и вся толпа вслѣдъ за нимъ пошла къ крыльцу большаго дома. Самъ полковой товарищъ нашъ Ник. Ник. представилъ меня своимъ родителямъ и тремъ
