въ эскадронѣ ужинъ, на которомъ присутствовали Крюднеръ, Клопманъ, Борисовъ и я. Сначала все шло самымъ скромнымъ образомъ, такъ какъ Ольга Николаевна сама предсѣдала за столомъ и отъ души угощала гостей. Но когда подъ конецъ ужина вино и „стара вудка“ стали вытѣснять кушанья, Ольга Николаевна исчезла, и оживленіе разговора перешло въ вавилонское столпотвореніе, а уѣхать было нельзя, потому что пошелъ проливной дождь. О чемъ шла рѣчь; сказать не берусь, потому что мы съ Борисовымъ не принимали въ ней участія; но полагаю, что дѣло касалось деликатнаго вопроса о Каширинскихъ барышняхъ, — вопроса, возбуждавшаго подвыпившаго Крюднера до крайней степени. Желая хоть сколько нибудь освѣжиться на воздухѣ, я вышелъ на крыльцо, на которомъ дождь засѣкалъ сбоку, не взирая на камышевый навѣсъ. Къ немалому удивленію я нашелъ на крыльцѣ склонившагося черезъ перила подъ самый дождь Клопмана. По нѣкоторымъ звуками можно было понять, что ему дурно.
— Вы бы, баронъ, вошли въ комнату, вѣдь вы совершенно вымокли.
— Нэтъ, тушенька, отвѣчалъ Клопманъ, мнѣ и здѣсь очень прекрасно.
Впрочемъ, это былъ единственный разъ, что я былъ на пирушкѣ у Гайли.
Видно, Борисовъ получилъ изъ дому денежное подкрѣпленіе, такъ какъ въ одно прекрасное утро я узналъ, что дѣйствительно лихая сѣрая тройка Брайко съ телѣгой и упряжью куплена Иваномъ Петровичемъ. А вслѣдъ затѣмъ начались разъѣзды Борисова по охотамъ, начиная съ чет-
