въ отверстіе окна, два другихъ продолжали сидѣть на клѣткѣ.
Какъ ни безслѣдно проходили томительные уроки, все-таки нельзя сказать, чтобы почерпаемыя нами свѣдѣнія оставались безъ всякаго примѣненія.
Митька оказался великимъ искусникомъ въ выдѣлкѣ оружія, и запасшись луками и стрѣлами, первое время еще безъ желѣзныхъ наконечниковъ, мы становились другъ противъ друга, стараясь побольнѣе попасть въ противника. Получая удары, мы сходились все ближе и ближе, громко восклицая: Горацій и Курьяцій. Можно благодарить Бога, что эти древнеримскіе бойцы не выбили другъ другу глазъ.
Если дядя Петръ Неофитовичъ настоятельно совѣтовалъ болѣе читать, справедливо говоря: „можно ли учиться по книжкамъ, затрудняясь ихъ чтеніемъ“? то отецъ, вѣроятно, насмотрѣвшійся на успѣхъ чиновниковъ-калиграфовъ, настаивалъ на чистописаніи. Думаю, что въ то время это было общею задачей воспитателей, такъ какъ со всѣхъ сторонъ родители хвастались чистописаніемъ дѣтей. Въ этомъ случаѣ М. П. Борисова, заставляя своего Николиньку писать калиграфическія поздравленія моей матери, возбуждала въ послѣдней не меньшее соревнованіе, чѣмъ несравненными соленьями и вареньями.
Но главными источниками нашихъ съ матерью мученій были калиграфическія тетрадки моихъ двоюродныхъ братцевъ. Сестры отца моего, Любовь и Анна, были замужемъ. Первая за богатымъ Болховскимъ помѣщикомъ Шеншинымъ, а вторая за небогатымъ офицеромъ изъ поляковъ — Семенковичемъ и проживала въ своемъ наслѣдственномъ имѣніи подъ Орломъ, на рѣкѣ Оптухѣ. У Шеншиной былъ сынъ Капитонъ, а у Семенковичъ было двое сыновей: Николай и Александръ. Вотъ эти-то двоюродные братцы съ двухъ сторонъ присылали чистописанія такой красоты, которой подражать нечего было и думать.
— Василій Васильевичъ, говорила мать, со слезами подавая тетрадь учителю: неужели вы не можете обучить ребенка такому чистописанію?
— Сударыня, отвѣчалъ Василій Васильевичъ, да вѣдь это
