все не писаное, а наведенное; это, можно сказать, одинъ отводъ глазамъ.
Любитель исторіи и поэзіи, дядя Петръ Неофитовичъ продолжалъ восхищаться моею памятью, удерживавшей съ необычайною легкостью всякіе стихи.
— Вотъ, говорилъ онъ, учи на память переводъ Раича „Освобожденный Іерусалимъ“, и я буду платить тебѣ по тысячѣ рублей за каждую выученную пѣсню.
Я дѣйствительно выучилъ наизусть почти всю первую пѣсню; но такъ какъ корыстолюбіе въ такіе годы немыслимо, то я набросился на „Кавказскаго плѣнника“ и затѣмъ на „Бахчисарайскій фонтанъ“, найденные мною въ рукописной книжкѣ Борисовыхъ, выпрошенной Василіемъ Васильевичемъ для прочтенія. По изумительной игрѣ жизни книга эта въ числѣ небольшой библіотеки внука Петра Яковлевича Борисова въ настоящее время у меня, и я дозволяю себѣ сказать о ней нѣсколько словъ. Трудно опредѣлить первоначальное назначеніе книги въ ¼ листа, въ черномъ кожаномъ переплетѣ, въ которой на первомъ листѣ почеркомъ 18-го вѣка написано:
„1790 года декабря 11-го взяли штурмомъ городъ Измаилъ, гдѣ убитъ сея книги хозяинъ, товарищъ и однокашецъ мой пріятель Иванъ Кузьмичъ секундъ-маіоръ Воиновъ, а я въ ногу раненъ“.
Литературныя произведенія начала 19-го вѣка внесены въ эту книгу другою рукой не позже 20-хъ годовъ, и выборъ ихъ явно указываетъ на наклонность къ романтизму.
О, какое наслажденіе испытывалъ я, повторяя сладостные стихи великаго поэта, и съ какимъ восторгомъ слушалъ меня добрый дядя, конечно не подозрѣвавшій, что память его любимца, столь вѣрная по отношенію къ риѳмованной рѣчи, — прорванный мѣшокъ по отношенію ко всему другому.
Вмѣстѣ съ поступленіемъ къ учителю, во мнѣ стало возникать уклоненіе отъ женскаго вліянія вообще. Великолѣпно вышитый кружевными мотыльками откидной воротничекъ кругомъ шеи, составлявшій быть можетъ въ праздникъ гордость матери, скорѣе унижалъ меня, чѣмъ доставлялъ удовольствіе; и хотя при проходѣ моемъ черезъ лакейскую ученый и бывалый Илья Аѳанасьевичъ, видя меня въ такомъ воскресномъ нарядѣ, и
