въ пѣну, но, склоняясь бокомъ за ея волнистымъ бѣгомъ противъ рѣчнаго теченія, ни на вершокъ не подавался впередъ, не взирая на усилія гребцовъ. Раза два, переставая гресть, перевозчики дозволяли дубу пятиться назадъ изъ бѣлой пѣны на темное стекло общаго теченія. Отдохнувъ минуты съ двѣ, они снова старались перескочить черезъ кипящій хребетъ, сажень въ пять шириною. Наконецъ, послѣ нѣсколькихъ неудачъ они повернули назадъ къ пройденному нами острову. Убѣдившись, что къ такому отдыху привела ихъ не лѣнь, или какое либо другое побужденіе, а сила вещей, я ничего не возражалъ, когда наша лодка, съ разгону взбѣжавъ на песчаную отмель, была затѣмъ чуть не до половины вытащена на берегъ.
Сошелъ и я, какъ говорится, ноги размять по превосходному газону, покрывавшему островъ среди песчаныхъ отмелей и высокихъ камышей.
Во время моей прогулки гребцы достали изъ лодки три палки съ висящимъ между нихъ крючкомъ и котелокъ, котораго душку они закинули за крючекъ, послѣ того какъ раздвинули свободные концы палокъ въ видѣ треножника. Одинъ изъ гребцовъ взялъ котелокъ, зачерлнулъ воды изъ Днѣпра и снова повѣсилъ его на крюкъ. Пока другой ходилъ въ тростникъ набрать наломаннаго зимнимъ снѣгомъ прошлогодняго камышу для топлива, кормчій вырубилъ огня и развелъ подъ котелкомъ яркое пламя. Когда вода закипѣла, онъ изъ небольшаго мѣшечка посыпалъ въ котелъ пшена, а затѣмъ доставши изъ мѣшка тарани, изрѣзалъ ее ножомъ и положилъ куски въ кашицу. Одинъ изъ гребцовъ тѣмъ временемъ набралъ на островѣ снитки, и кашеваръ, видимо не безъ удовольствія изрѣзавъ ее, сунулъ въ тотъ же котелъ. Черезъ четверть часа гребцы сняли котелъ съ огня и, усѣвшись кругомъ, за отсутствіемъ хлѣба, стали съ видимымъ удовольствіемъ хлѣбать бѣловатую кашицу.
Проголодавшись въ свою очередь, я попросилъ у одного изъ нихъ ложку попробовать кашицу, и до сихъ поръ помню удовольствіе, съ какимъ наѣлся ихъ кулеша.
— Пора, сказалъ часа черезъ два рулевой, и мы снова усѣлись въ лодку.
