пребыванія, по случаю пріуготовленія къ смотру наслѣдника цесаревича въ 1853 г., Григорьевъ сказалъ мнѣ однажды:
— Пойдемъ какъ-нибудь вечеромъ къ m-me Вейнбергъ. Она премилая и интересная женщина. А мужа держитъ вродѣ разсыльнаго. Онъ охотникъ кутнуть, но она ему ни копѣйки не даетъ.
Если, подумалъ я, не взирая на ихъ приглашеніе, я не бывалъ у нихъ и въ ихъ блестящее время, то въ настоящемъ не къ чему возобновлять знакомство. И я не пошелъ.
Черезъ годъ я узналъ, что безвозмездная роль разсыльнаго должно быть показалась Вейнбергу невыносимой, и онъ, зарядивъ пистолетъ водою, разнесъ себѣ черепъ.
Если бы въ настоящую минуту, разставаясь умственно со славнымъ кирасирскимъ Военнаго Ордена полкомъ, кромѣ встрѣчъ съ бывшими однополчанами (о чемъ я уже говорилъ въ позднѣйшихъ воспоминаніяхъ), упомянулъ о встрѣчахъ съ другими однополчанами, напр., съ кн. А. А. Щербатовыми, гр. В. И. Капнистомъ и В. Н. Чичериными, проживающими въ Москвѣ, то исчерпалъ бы кругъ личныхъ моихъ наблюденій.
У Карла Ѳедоровича я не разъ бывалъ въ Петербургѣ, гдѣ онъ занималъ должность помощника Великаго Князя Николая Николаевича. Онъ встрѣчалъ меня какъ роднаго сына, и въ числѣ многихъ его практическихъ изреченій я никогда не забывалъ слышаннаго мною еще въ Орденскомъ полку: „хорошій эскадронный командиръ всегда будетъ хорошими хозяиномъ“. Распространяю это изреченіе при воспоминаніи о своей Орденской службѣ такъ: никакая школа жизни не можетъ сравниться съ военною службой, требующей одновременно строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твердости хорошаго стальнаго клинка въ сношеніяхъ съ равными и привычку къ мгновенному достиженію цѣли кратчайшимъ путемъ.
Когда я сличаю свою нравственную распущенность и лѣнъ на школьной и университетской скамьяхъ съ принужденнымъ самонаблюденіемъ и выдержкой во время трудной адъютантской службы, то долженъ сказать, что кирасирскій Военнаго Ордена полкъ былъ для меня возбудительною школой.
