тины и крупчатки. Сестрѣ Любинькѣ могло быть въ то время лѣтъ семь, и родители стали заботиться о ея музыкальномъ образованіи. Въ этомъ дѣлѣ совѣтникомъ продолжалъ быть тотъ же домашній другъ отецъ Сергій, который, будучи въ то же время хорошими столяромъ, держалъ фортопьяннаго мастера и не только чинилъ старыя, но и дѣлалъ новыя фортопьяна. Онъ то и прислалъ во флигель къ матери небольшіе клавикорды, говоря, что для ребенка это будетъ инструментъ вполнѣ подходящій.
Однажды послѣ обѣда во флигелѣ у матери доложили о приходѣ фортопьяннаго учителя, объявившаго себя вольноотпущеннымъ музыкантомъ князя Куракина, причемъ прибавилъ: „насчетъ жалованья не извольте безпокоиться, — что пожалуете“.
Не полагаясь на собственный судъ, мама тотчасъ отправила музыканта съ запискою во Мценскъ для испытанія къ о. Сергію, который отвѣчалъ, что посланный вполнѣ можетъ давать первоначальные уроки. Сказавши, что до пріѣзда мужа она не можетъ дать окончательнаго отвѣта, мать разрѣшила музыканту, ночуя со слугами въ передней, дождаться пріѣзда барина, ожидаемаго дня черезъ два.
На другое утро,по снятіи ставешковъ съ оконъ, въ спальнѣ стало необычайно свѣтло отъ выпавшаго въ ночь перваго зазимка. Когда матери принесли кофей, она спросила: „почему сливки поданы, вмѣсто серебрянаго съ барельефами молочника, въ фарфоровомъ?“ ей сказали какой-то пустой предлогъ. А когда она взглянула на туалетъ, то подъ зеркаломъ увидала пустую подставку безъ часовъ. Это открытіе повело къ другими, и оказалось, что въ буфетномъ шкафу, гдѣ хранилось все серебро, не осталось ничего. Даже графинъ съ водкой былъ пустъ, и половина ситнаго хлѣба исчезла.
— Боже мой, вспоминала мать, обращаясь къ своей горничной Пелагеѣ: „Поличка, да вѣдь я слышала надъ головою шумъ и окликала тебя, говоря: „тутъ кошка, выгони ее“. А ты проговорила: „никого нѣтъ“, — и легла снова.
— Барыня, да я не осмѣлилась пугать васъ; а я какъ встала въ потьмахъ да развела руками, а тутъ прямо кто-то мнѣ въ руки. Я подумала, что нечистая сила, да кому жь
