больше и быть въ спальной, — такъ и не пикнула, а онъ у меня ерзь изъ рукъ. А пожалуй это онъ къ серебрянымъ окладамъ образовъ пробирался.
Конечно по разъясненію дѣла тотчасъ же разосланы были верховые въ разныя стороны. Часовъ въ 10 утра я, проходя по двору, увидалъ подъѣзжавшаго, верхомъ со стремяннымъ и борзыми дядю Петра Неофитовича, выѣхавшаго по первой порошѣ за зайцами. — Бросившись ему навстрѣчу,я разсказалъ о случившейся бѣдѣ.
— Разослали нарочныхъ? спросилъ дядя.
— Разослали.
— Теперь надо ждать, прибавилъ дядя. — Конечно, очень непріятно, но мнѣ жаль сестру Елизавету Петровну, на которую братъ будетъ сердиться за такую неосторожность. Пойдемъ къ ней.
Покуда дядя старался по возможности успокоить мать, появился одинъ изъ верховыхъ нарочныхъ, неся въ рукахъ салфетку, завязанную большимъ узломъ. На распросы: что? какъ? — нарочный сказалъ: „пустился я изъ дому подъ гору къ Зыбинскому селу, торопя лошадь большою рысью; а самъ все посматриваю по сторонамъ, нѣтъ ли слѣдовъ; но такъ какъ снѣжокъ то должно выпалъ подъ самое утро, то и слѣдовъ никакихъ не было. У самыхъ Зыбинскихъ плетней на околицѣ наѣхалъ я на бабу; она шла съ гумна. „А что, говорю, тетка, не видала ли тутъ какого прохожаго?“ — „Не видала, касатикъ, никакого, развѣ мы за ними смотримъ? А вонъ тамъ на гумнѣ какой то спитъ подъ ометомъ, и то только однѣ ноги изъ подъ соломы торчатъ“. — „А можно, тетушка, поглядѣть?“ спросилъ я бабу. — „Чего жь, ступай, гляди“. Какъ увидалъ я, что изъ соломы торчатъ рыжіе дворовые сапоги, я слѣзъ съ лошади и давай будить соннаго, раскидавши солому. Насилу дотолкался, вижу, пуртупьянщикъ и есть; я его призналъ да и говорю: „ну, братъ, куда дѣвалъ серебро? Отъ меня не уйдешь! запорю арапникомъ: ты пѣшій, а я конный“. — „Вотъ оно“, говоритъ, отрывая въ соломѣ этотъ самый узелъ; — „ведите, говоритъ, меня къ барынѣ: все цѣло, ни одной ложечки не потерялъ. А вотъ и часы, сказалъ онъ, вынувъ ихъ изъ кармана. Ночью то Пелагея меня схватила,
