сильно заболѣлъ, и я какъ теперь помню на рукахъ кормилицы выздоравливающаго изнеможеннаго ребенка, едва держащаго голову на исхудалой шеѣ.
Дядя Петръ Неофитовичъ, соскучась зимою въ деревнѣ, кулилъ себѣ во Мценскѣ небольшой домикъ, состоявшій изъ передней, порядочной столовой и спальной. У него почти ежедневно обѣдали и по вечерамъ играли въ карты артиллерійскіе офицеры, и онъ говорилъ шутя: „я выставлю надъ крыльцомъ надпись: „клубъ для благородныхъ людей“.
Вотъ къ этому-то дому и подъѣхали наши кибитки по пути въ Москву, и передъ наступленіемъ сумерковъ привели ямскихъ лошадей.
— Илюшка, сказалъ Ильѣ Аѳанасьевичу на прощанье дядя: вотъ тебѣ по цѣлковому вашимъ ямщикамъ, если они птицей пролетятъ первую станцію. Такъ и скажи имъ.
Къ сожалѣнію, мы попали въ такіе ухабы и развалы, при которыхъ о птичьемъ полетѣ нечего было и думать. Вѣроятно, избѣгая еще худшей дороги, мы поѣхали не на Тулу, а на Калугу, и это единственный разъ въ жизни, что мнѣ удалось побывать въ этомъ городѣ, въ которомъ помню только громадное количество голубей, да надпись на окнѣ постоялаго двора: „мы пріѣхали въ Калугу къ любезному другу“.
Въ Москвѣ, остановившись въ гостинницѣ Шевалдышева, на нижнемъ концѣ Тверской, отецъ повезъ насъ съ сестрою въ домъ нашего деревенскаго сосѣда, генералъ-губернаторскаго адъютанта П. П. Новосильцова, въ его собственный домъ у Харитонія въ Огородникахъ. Тамъ я въ первый разъ познакомился съ 6-ти лѣтнимъ сыномъ Новосильцова Ваничкой, бѣгавшимъ въ красной шелоновой рубашкѣ съ золотымъ прозументомъ на воротѣ. Не взирая на малыя лѣта ребенка, я уже засталъ при, немъ молодаго рыжеватаго наставника нѣмца Фелькеля; а Любинька познакомилась со старшей сестрою Ванички Катенькой (впослѣдствіи княгиней Вяземской). Всѣмъ домомъ свѣтскаго красавца Новосильцова завѣдывала небогатая родственница, къ которой дѣти, рано лишившіяся матери, привязались на всю жизнь, и называли ее: Агрипинъ.
— Если вы хотите послушать моего совѣта, говорилъ за
