ихъ дѣйствіяхъ, оставаясь сами внѣ области сознанія. Говоря строго, весь нашъ нервный организмъ, со всѣми своими особенностями, потребностями, со всей періодичностью своей жизни, со всѣми унаслѣдованными и пріобрѣтенными болѣзнями и привычками, составляетъ собраніе такихъ темныхъ идей въ отношеніи души или, выражаясь опредѣленнѣе, организацію причинъ, дѣйствію которыхъ душа подвергается, но о существованіи которыхъ она не знаетъ, какъ не знаетъ, безъ помощи объективной науки, и о существованіи самаго нервнаго организма. Не всѣ ли потребности нервной жизни высказываются въ душѣ подобнымъ же образомъ? Развѣ, безъ помощи науки, человѣкъ знаетъ, почему онъ хочетъ ѣсть, пить, спать, отдыхать, двигаться и т. п., почему въ одно время высказывается настойчиво одна потребность, въ другое — другая? Все это условія организма, о существованіи которыхъ мы не знаемъ, но вліяніе которыхъ ощущаемъ по той необъяснимой связи, въ которую угодно было Творцу поставить душу и тѣло человѣка. Въ такомъ же отношеніи къ душѣ находятся и тѣ особенности нервнаго организма, которыя мы называемъ унаслѣдованными и пріобрѣтенными наклонностями и привычками. Однакоже, при этомъ случаѣ мы считаемъ необходимымъ замѣтить, что не всѣ тѣ психо-физическія явленія, которыя объясняются только вліяніемъ темныхъ или, лучше, скрытыхъ идей, скрытыхъ внѣ области сознанія, выходятъ изъ нервнаго организма и его особенностей. Мы увидимъ въ своемъ мѣстѣ, что, судя по характеру дѣйствій о характерѣ причинъ, мы должны будемъ, оставивъ однѣ изъ этихъ скрытыхъ идей въ области тѣлеснаго организма, помѣстить другія въ область духа. Но говорить о скрытыхъ идеяхъ, дѣйствующихъ на наше сознаніе изъ области духа, еще преждевременно.
1. Уяснивъ природу привычки, обратимся теперь къ нравственному и педагогическому ея значенію. Аристотель называлъ привычками: мудрость, благоразуміе, здравый смыслъ, науки и искусства, добродѣтель и порокъ, и если, какъ замѣчаетъ Ридъ[1], онъ хотѣлъ этимъ высказать, что всѣ эти
- ↑ Works of Read. T. II, p. 550.
неловкое названіе для явленія, не подлежащаго сомнѣнію; но что фактъ самъ по себѣ заслуживаетъ величайшаго вниманія.
