Предъ вами развернутъ роскошную красу,
И лютня зазвучитъ въ проснувшемся лѣсу,
Какъ прежде, нотою протяжной и пѣвучей!
Когда же облака сберутся черной тучей—
Спѣшите въ хижинѣ иль замкѣ отдохнуть,
Чтобъ снова на зарѣ пуститься въ дальній путь.
И послѣ, какъ нибудь, въ селѣ, весною ранней,
Головку дѣвушки увидѣвъ у окна,
Поймете вы, что жизнь бродячая—скучна,
И—время отдохнуть навѣки отъ скитаній!
Тамъ счастіе васъ ждетъ и длинный рядъ годовъ
Отрадныхъ.
Я во всемъ васъ слушаться готовъ.
Но эта женщина своей недоброй славой,
Быть можетъ, клеветѣ обязана лукавой?
И тѣ, что̀ видѣли ея роскошный домъ—
Всѣ отзывалися безъ ужаса о немъ.
Но еслибы я зналъ…
(Замѣтивъ горестное движеніе Сильвіи).
Простите, что некстати
Страданья тайнаго коснуться мнѣ пришлось.
И васъ не оскорбитъ предложенный вопросъ?
Вы трауръ носите по мужѣ или братѣ,
Погибшемъ навсегда по Сильвіи винѣ,
Быть можетъ? И, своей отдавшися печали,
Вы думали о немъ—не только обо мнѣ?
Простите же меня!
Нѣтъ, вы не угадали
Причину тайную волненья моего;
Пред вами развернут роскошную красу,
И лютня зазвучит в проснувшемся лесу,
Как прежде, нотою протяжной и певучей!
Когда же облака сберутся черной тучей —
Спешите в хижине иль замке отдохнуть,
Чтоб снова на заре пуститься в дальний путь.
И после, как нибудь, в селе, весною ранней,
Головку девушки увидев у окна,
Поймете вы, что жизнь бродячая — скучна,
И — время отдохнуть навеки от скитаний!
Там счастие вас ждет и длинный ряд годов
Отрадных.
Я во всём вас слушаться готов.
Но эта женщина своей недоброй славой,
Быть может, клевете обязана лукавой?
И те, что́ видели её роскошный дом —
Все отзывалися без ужаса о нём.
Но если бы я знал…
(Заметив горестное движение Сильвии).
Простите, что некстати
Страданья тайного коснуться мне пришлось.
И вас не оскорбит предложенный вопрос?
Вы траур носите по муже или брате,
Погибшем навсегда по Сильвии вине,
Быть может? И, своей отдавшися печали,
Вы думали о нём — не только обо мне?
Простите же меня!
Нет, вы не угадали
Причину тайную волненья моего;
