Въ горахъ.
Какъ царь развѣнчанный, печальны эти горы,
Величья дикого напрасно ищутъ взоры:
Ихъ недоступности и мощи ихъ—конецъ,
Съ тѣхъ поръ, какъ вторгся въ нихъ непрошенный пришлецъ.
5 Гдѣ прежняя краса, съ ихъ прежнею свободой,
Когда, лицомъ къ лицу, съ могучею природой
Легко дышалось тутъ, и горные орлы
Одни лишь рѣяли надъ выступомъ скалы,
И смѣло имъ во слѣдъ неслася мысль поэта
10 Въ обитель горнюю, въ страну любви и свѣта!
Порою воскресить пытаюсь я мечтой
Былую красоту въ ея величьи прошломъ,
Но будничная жизнь, во всеоружьи пошломъ,
Съ ея шумихою и пестрой суетой—
15 Въ міръ дивныхъ призраковъ вторгается побѣдно,
И гаснутъ образы волшебные безслѣдно,
Какъ отблескъ золотой—въ вечернихъ небесахъ,
Какъ отголоски арфъ—въ крикливыхъ голосахъ.
И поднимая взоръ, печалью омраченный,
20 Къ темнѣющимъ вокругъ, развѣнчаннымъ горамъ—
Я вижу въ нихъ—толпѣ на жертву обреченный,
Когда то славный храмъ.
В горах
Как царь развенчанный, печальны эти горы,
Величья дикого напрасно ищут взоры:
Их недоступности и мощи их — конец,
С тех пор, как вторгся в них непрошенный пришлец.
5 Где прежняя краса, с их прежнею свободой,
Когда, лицом к лицу, с могучею природой
Легко дышалось тут, и горные орлы
Одни лишь реяли над выступом скалы,
И смело им вослед неслася мысль поэта
10 В обитель горнюю, в страну любви и света!
Порою воскресить пытаюсь я мечтой
Былую красоту в её величьи прошлом,
Но будничная жизнь, во всеоружьи пошлом,
С её шумихою и пёстрой суетой —
15 В мир дивных призраков вторгается победно,
И гаснут образы волшебные бесследно,
Как отблеск золотой — в вечерних небесах,
Как отголоски арф — в крикливых голосах.
И поднимая взор, печалью омрачённый,
20 К темнеющим вокруг, развенчанным горам —
Я вижу в них — толпе на жертву обречённый,
Когда-то славный храм.
Бездна.
Темная бездна влечетъ неотступно меня.
Тщетно стремлюсь я къ сіянію свѣтлаго дня,
Тщетно слѣжу за игрой золотистыхъ лучей:
Сердцу милѣе, милѣй для усталыхъ очей
5 Сумракъ ущелья, гдѣ—бѣшено дикъ и глубокъ—
Съ шумомъ и плескомъ бѣжитъ своенравный потокъ.
Чутко душою ловлю я таинственный гулъ:
Смѣхъ и рыданья, веселья безумный разгул,
Странныя чары, несбыточно дивные сны—
10 Грезятся мнѣ въ переливахъ мятежной волны.
Шепчутъ мнѣ волны: «Любуешься розами ты;
„Знай же: прекраснѣй—волшебные бездны цвѣты.
„Тотъ, кто вдохнулъ опьяняющій ихъ ароматъ,
„Вѣчно томится, желаніемъ смутнымъ объятъ,
15 „Онъ, презирая доступный для смертнаго даръ,
„Жаждетъ душою иныхъ, неизвѣданныхъ чаръ;
„Все въ этомъ мірѣ и чуждо ему, и мертво:
„Темная бездна влечетъ неотступно его“.
Бездна
Тёмная бездна влечёт неотступно меня.
Тщетно стремлюсь я к сиянию светлого дня,
Тщетно слежу за игрой золотистых лучей:
Сердцу милее, милей для усталых очей
5 Сумрак ущелья, где — бешено дик и глубок —
С шумом и плеском бежит своенравный поток.
Чутко душою ловлю я таинственный гул:
Смех и рыданья, веселья безумный разгул,
Странные чары, несбыточно дивные сны —
10 Грезятся мне в переливах мятежной волны.
Шепчут мне волны: «Любуешься розами ты;
Знай же: прекрасней — волшебные бездны цветы.
Тот, кто вдохнул опьяняющий их аромат,
Вечно томится, желанием смутным объят,
15 Он, презирая доступный для смертного дар,
Жаждет душою иных, неизведанных чар;
Всё в этом мире и чуждо ему, и мертво:
Тёмная бездна влечёт неотступно его».
Горная дорога.
Полдень жжетъ. Иду я въ гору…
Каменистыя громады!
Нѣтъ нигдѣ отрады взору
И для сердца нѣтъ отрады.
Горная дорога
Полдень жжёт. Иду я в гору…
Каменистые громады!
Нет нигде отрады взору
И для сердца нет отрады.
