Насталъ великій день и часъ,
10 На Сатанѣ оковы пали,
И гордыхъ демоновъ съ собой
Влача неисчислимый рой,
Вновь вольный, онъ надъ міромъ рѣялъ.
Еще не кончилъ Ангелъ,—вдругъ
15 Возникъ воздушный нѣжный звукъ,
Какъ будто шорохъ крылъ повѣялъ,
Какъ будто кто-то долетѣлъ
Въ небесный вышній тотъ предѣлъ,
И блескъ свѣтильниковъ чудесныхъ,
20 Что въ честь Архангеловъ всегда
Въ чертогахъ искрятся небесныхъ,
Затрепеталъ, померкъ… Бѣда!
Настал великий день и час,
10 На Сатане оковы пали,
И гордых демонов с собой
Влача неисчислимый рой,
Вновь вольный, он над миром реял.
Ещё не кончил Ангел, — вдруг
15 Возник воздушный нежный звук,
Как будто шорох крыл повеял,
Как будто кто-то долетел
В небесный вышний тот предел,
И блеск светильников чудесных,
20 Что в честь Архангелов всегда
В чертогах искрятся небесных,
Затрепетал, померк… Беда!
Томиться жаждою, не зная утоленья—
Блуждать невѣрною походкой—и томленье
Въ рыданьяхъ выражать—идти и, вставши вдругъ,
Глядѣть растерянно и горестно вокругъ—
5 И ощущать, какъ кровь сквозь жилы ударяетъ
И чувство съ мыслями тревожными сливаетъ;
Лелѣять образъ ласкъ, чья сладость далека,
Пока туманная и жадная тоска
Настолько распалитъ собой воображенье,
10 Что вотъ оно твое, желанное видѣнье.
Томиться жаждою, не зная утоленья —
Блуждать неверною походкой — и томленье
В рыданьях выражать — идти и, вставши вдруг,
Глядеть растерянно и горестно вокруг —
5 И ощущать, как кровь сквозь жилы ударяет
И чувство с мыслями тревожными сливает;
Лелеять образ ласк, чья сладость далека,
Пока туманная и жадная тоска
Настолько распалит собой воображенье,
10 Что вот оно твоё, желанное виденье.
Мальпильіо, поэтъ. Альбано, придверникъ.
Маддало.
Не принимаетъ Герцогъ! Вы сказали:
Графъ Маддало съ нимъ хочетъ говорить?
Мальпильио, поэт. Альбано, придверник.
Маддало.
Не принимает Герцог! Вы сказали:
Граф Маддало с ним хочет говорить?
