Но здѣсь, гдѣ вѣтерокъ, шутя,
Воздушно вѣетъ на просторѣ,
30 Я, какъ усталое дитя,
Хотѣлъ бы выплакать все горе,
Здѣсь скорбь нѣжна, какъ грусть во взорѣ;
Я здѣсь хотѣлъ бы, въ свѣтѣ дня,
Уснуть, остыть, и ждать, что море,
35 Неумолкаемо звеня,
Свой гимнъ мнѣ пропоетъ, баюкая меня.
Быть можетъ, кто и пожалѣетъ,
Что я забылся вѣчнымъ сномъ,
Какъ я, понявъ, что день слабѣетъ,
40 Скорблю до времени о немъ;
Да, я одинъ изъ тѣхъ, о комъ
Жалѣютъ,—пусть имъ нѣтъ признанья;
Но я несроденъ съ этимъ днемъ.
Онъ свѣтитъ, а умретъ сіянье,
45 Онъ будетъ жить еще, какъ блескъ воспоминанья.
Но здесь, где ветерок, шутя,
Воздушно веет на просторе,
30 Я, как усталое дитя,
Хотел бы выплакать всё горе,
Здесь скорбь нежна, как грусть во взоре;
Я здесь хотел бы, в свете дня,
Уснуть, остыть, и ждать, что море,
35 Неумолкаемо звеня,
Свой гимн мне пропоёт, баюкая меня.
Быть может, кто и пожалеет,
Что я забылся вечным сном,
Как я, поняв, что день слабеет,
40 Скорблю до времени о нём;
Да, я один из тех, о ком
Жалеют, — пусть им нет признанья;
Но я несроден с этим днём.
Он светит, а умрёт сиянье,
45 Он будет жить ещё, как блеск воспоминанья.
