Исторія Розалинды и Елены не представляетъ изъ себя, конечно, поэтическаго опыта въ самомъ высокомъ стилѣ. Ея авторъ отнюдь не разсчитывалъ вызвать читателя на глубокія размышленія, и, если она, затронувъ его чувства и усладивъ на мигъ его воображеніе, пробудитъ въ немъ нѣкоторую идеальную печаль, благопріятную для воспріятія болѣе значительныхъ впечатлѣній, это будетъ все, что авторъ самъ испытывалъ, когда ее писалъ. Въ тѣ часы, когда слагалась эта исторія, я отрѣшался отъ себя, подчиняясь порыву чувствъ, опредѣлившихъ замыселъ, и даннымъ обстоятельствомъ объясняются перерывы въ ритмѣ, который имѣетъ притязанія на правильность лишь въ той степени, въ какой это соотвѣтствуетъ неправильности фантазіи, послужившей источникомъ вдохновенія.
Я не знаю, какія изъ немногихъ, оставленныхъ мною въ Англіи, поэмъ выберетъ мой издатель, чтобы присоединить ихъ къ предлагаемой. Одна изъ посланныхъ мной отсюда, изъ Италіи[1], была написана послѣ небольшого путешествія среди прекрасныхъ горъ, окружающихъ то мѣсто, которое нѣкогда было убѣжищемъ Петрарки, а теперь служитъ ему гробницей. Быть можетъ, кто-нибудь осудитъ вступительныя строки Поэмы, рисующія внезапное отдохновеніе отъ чувства глубокой душевной подавленности, благодаря лучезарнымъ видѣніямъ, создаваемымъ внезапными вспышками Итальянскаго восхода солнца, осенью, среди этихъ высокихъ восхитительныхъ горъ; я могу представить въ оправданіе только одно, а именно: эти строки
- ↑ Строки, написанныя среди Евганейскихъ холмовъ. Кромѣ нея, къ поэмѣ Розалинда и Елена были присоединены Гимнъ Духовной Красотѣ и сонетъ Озимандія.К. Б.
История Розалинды и Елены не представляет из себя, конечно, поэтического опыта в самом высоком стиле. Её автор отнюдь не рассчитывал вызвать читателя на глубокие размышления, и, если она, затронув его чувства и усладив на миг его воображение, пробудит в нём некоторую идеальную печаль, благоприятную для восприятия более значительных впечатлений, это будет всё, что автор сам испытывал, когда ее писал. В те часы, когда слагалась эта история, я отрешался от себя, подчиняясь порыву чувств, определивших замысел, и данным обстоятельством объясняются перерывы в ритме, который имеет притязания на правильность лишь в той степени, в какой это соответствует неправильности фантазии, послужившей источником вдохновения.
Я не знаю, какие из немногих, оставленных мною в Англии, поэм выберет мой издатель, чтобы присоединить их к предлагаемой. Одна из посланных мной отсюда, из Италии[1], была написана после небольшого путешествия среди прекрасных гор, окружающих то место, которое некогда было убежищем Петрарки, а теперь служит ему гробницей. Быть может, кто-нибудь осудит вступительные строки Поэмы, рисующие внезапное отдохновение от чувства глубокой душевной подавленности, благодаря лучезарным видениям, создаваемым внезапными вспышками Итальянского восхода солнца, осенью, среди этих высоких восхитительных гор; я могу представить в оправдание только одно, а именно: эти строки
- ↑ Строки, написанные среди Евганейских холмов. Кроме неё, к поэме Розалинда и Елена были присоединены Гимн Духовной Красоте и сонет Озимандия.К. Б.
