Изъ той любви душевный сдѣлать адъ,
Наполнить душу злобою, терзаньемъ,
Презрѣніемъ, тоской, непониманьемъ.
Но для меня, кто, уронивши взглядъ
На боль чужую, зналъ весь гнетъ печали,
Какъ будто камни въ душу упадали;—
Кто все кругомъ любилъ и все жалѣлъ,
730 Кто могъ стонать, скорбя о томъ мученьи,
Котораго не видятъ въ отдаленьи
Другіе,—уносился за предѣлъ
Ближайшаго, и уходилъ далеко
Нѣжнѣйшимъ взоромъ мысленнаго ока,
Съ униженнымъ и нищимъ шелъ во тьму,
И узника сопровождалъ въ тюрьму;—
Да, для меня, для нерва, что трепещетъ
Отъ золъ земли, невидныхъ никому,
Для пламени, что только лаской блещетъ,—
740 Ты накопила для меня чуму!
Обрушила потокъ проклятій, гнѣва,
Устами, что шептали мнѣ слова,
Въ которыхъ нѣжность ласкъ была жива,
Какъ въ нѣжныхъ звукахъ майскаго напѣва!
Такъ пусть же не колеблется теперь,
Кто совершить задумалъ злодѣянье
Чрезмѣрное, безъ слова, безъ названья;
Пусть будетъ онъ безжалостнымъ, какъ звѣрь,
Коль хочетъ онъ найти примѣръ того же:—
750 Тебѣ я въ жизни былъ всего дороже,
Но ты, жестокимъ взглядомъ жизнь казня,
Вотъ такъ и такъ смотрѣла на меня,
Ты такъ и такъ со мною говорила.
О, я живу, чтобъ показать, что̀ было,—
Какъ много можетъ человѣкъ стерпѣть,
Какъ можетъ биться—и не умереть!
«Я знаю, съ искаженнымъ выраженьемъ,
Ты будешь говорить, что для тебя
Из той любви душевный сделать ад,
Наполнить душу злобою, терзаньем,
Презрением, тоской, непониманьем.
Но для меня, кто, уронивши взгляд
На боль чужую, знал весь гнет печали,
Как будто камни в душу упадали; —
Кто всё кругом любил и всё жалел,
730 Кто мог стонать, скорбя о том мученьи,
Которого не видят в отдаленьи
Другие, — уносился за предел
Ближайшего, и уходил далеко
Нежнейшим взором мысленного ока,
С униженным и нищим шел во тьму,
И узника сопровождал в тюрьму; —
Да, для меня, для нерва, что трепещет
От зол земли, невидных никому,
Для пламени, что только лаской блещет, —
740 Ты накопила для меня чуму!
Обрушила поток проклятий, гнева,
Устами, что шептали мне слова,
В которых нежность ласк была жива,
Как в нежных звуках майского напева!
Так пусть же не колеблется теперь,
Кто совершить задумал злодеянье
Чрезмерное, без слова, без названья;
Пусть будет он безжалостным, как зверь,
Коль хочет он найти пример того же: —
750 Тебе я в жизни был всего дороже,
Но ты, жестоким взглядом жизнь казня,
Вот так и так смотрела на меня,
Ты так и так со мною говорила.
О, я живу, чтоб показать, что́ было, —
Как много может человек стерпеть,
Как может биться — и не умереть!
«Я знаю, с искаженным выраженьем,
Ты будешь говорить, что для тебя
