подготовлен для него, как вспаханное поле для посева. В XVII-ом же столетии философия уклонилась от этого направления и пришла затем, с одной стороны, к Локку, предшественниками которого были Бэкон и Гоббс, а с другой, через Лейбница, к Христиану Вольфу; оба эти философа и господствовали в последующем XVIII веке, особенно в Германии, хотя в конце концов лишь постольку, поскольку они вошли в состав синкретического эклектизма.
Но глубокие мысли Мальбранша послужили ближайшим поводом к появлению лейбницевской системы harmoniae praestabilitae, которая в свое время пользовалась широкой известностью и высоким авторитетом — доказательство того, что в мире всего легче преуспевает нелепица. Хоть я и не могу похвалиться, чтобы у меня было ясное представление о лейбницевских монадах, которые одновременно представляют собою и математические точки, и телесные атомы, и души, однако то, по крайней мере, кажется мне несомненным, что допущение подобных монад, раз навсегда установленное, позволило бы нам отказаться от всяких дальнейших гипотез для объяснения связи между идеальным и реальным и покончить с вопросом об этой связи ссылкой на то, что оба эти элемента вполне отождествлены уже в монадах (почему и в наши дни этим снова восхитился Шеллинг как основатель системы тождества). Тем не менее, знаменитому философствующему математику, полигистору и политику не угодно было воспользоваться названным допущением для этой цели: нет, для ее достижения он специально изобрел предустановленную гармонию. Последняя же преподносит нам два совсем различные мира, которые неспособны оказывать никакого воздействия друг на друга (см. principia philos. § 84 и examen du sentiment du P. Malebranche, стр. 500 сл. в Oeuvres de Leibnitz, publ. p. Raspe); каждый из них является совершенно излишним дублетом другого, но оба они, как-никак, существуют, обнаруживают между собою полный параллелизм, идут нога в ногу: следовательно, творец их с самого начала установил между ними самую полную гармонию, в которой они прекраснейшим образом и продолжают жить друг возле друга. Мимоходом говоря, для уразумения harmoniae praestabilitae всего лучше, быть может, прибегнуть к сравнению со сценой, где очень часто influxus physicus бывает только кажущимся, — на самом же деле причина и действие связываются между собой просто с помощью предустановленной режиссером гармонии, когда, например, один стреляет, а другой a tempo падает. Наиболее резко и сжато воззрение это, в своей чудовищной нелепости, изложено Лейбницем в §§ 62 и 63 его Теодицеи. При всем том, за этим учением нельзя даже признать заслуги оригинальности, так как уже Спиноза довольно ясно формулировал harmoniam
