ников: пока дело ограничивается такою любовью, человек — лишь φιλαυτος, а не φιλοσοφος. Ибо этот почетный титул потому-то и представляет собою прекрасное и мудрое наименование, что он обозначает человека, любящего истину серьезно и от всего сердца, т. е. безусловно, без оговорок, выше всего, в случае нужды — даже наперекор всему. Объясняется же это именно тем, что здесь интеллект освободился, а в этом состоянии он даже не знает и не понимает никакого иного интереса, кроме интереса к истине; следствием же этого оказывается то, что человек получает тогда непримиримую ненависть во всякой лжи и обману, какую бы одежду они ни носили. В мире с этим, конечно, далеко не уйдешь, зато в философии — несомненно. Напротив, дурное предзнаменование для последней, если человек, выходя якобы для исследования истины, начинает с того, что говорит „прости“ всякой правдивости, честности и искренности и думает только о том, как бы выдать себя за то, что он не есть. Тогда появляется, именно как у названных трех софистов, то фальшивый пафос, то искусственная глубокая серьезность, то личина бесконечного превосходства, чтобы импонировать там, где нет надежды на возможность убедить. Пишут необдуманно, ибо, помышляя лишь о том, чтобы писать, откладывают мышление до писания; пытаются при этом вводить под видом доказательств явные софизмы, ссылаются на интеллектуальную интуицию или на абсолютное мышление и самодвижение понятий, прямо отвергают точку зрения „рефлексии“, т. е. разумного рассмотрения, беспристрастного обсуждения и честного изложения, — отвергают, следовательно, вообще настоящее, нормальное употребление разума; провозглашают по той же причине бесконечное презрение к „рефлективной философии“, каковым наименованием обозначают всякий связный и логический ход мыслей, характеризующий все прежнее философствование, и, если при этом имеется в запасе самодовольная и ничтожеством современности поощряемая наглость, то изрекают о нем такие, например, суждения: „нетрудно видеть, что манера выставлять положение, приводить для него основания и точно так же, путем оснований, опровергать положение противоположное, не есть форма, в которой может выступать истина. Истина есть движение ее в себе самой“ и т. д. (Гегель, предисловие к Феноменологии духа, стр. LVII, в полном собрании сочинений, стр. 36). Я думаю, нетрудно видеть, что кто начинает подобными заявлениями, тот — бесстыдный шарлатан, желающий дурачить простаков и признающий в немцах 19-го века людей такого склада, каких ему нужно.
Если таким образом человек, якобы поспешая в храм истины, берет в проводники интересы собственной личности, которые смотрят в сторону и имеют в виду совсем иные путеводные звезды,
