люди верили именно тому, что слышали, и оттого не считали нужным долго останавливаться на трудной работе, предваряющей новую высокую мудрость, т. е. на старом, неповоротливом Канте? Быстрыми шагами спешили они в новый храм лжемудрости, в котором, как этого и надо было ожидать, последовательно занимали престол названные три пустозвона — под хвалебные гимны одуревших адептов. Но, к сожалению, учиться у этих трех идолов университетской философии нечему: их сочинения, в особенности, конечно, гегелевские, — трата времени и даже ума. В результате такого хода вещей явилось, что подлинные знатоки кантовской философии постепенно перемерли, — иными словами, к стыду эпохи, это важнейшее из всех когда-либо провозглашенных философских учений не могло продолжать своего существования как нечто живое и живущее в умах: нет, оно сохранилось только в мертвой букве, в произведениях своего родоначальника, ожидая более мудрого или, скорее, не одураченного и не мистифицированного поколения. Таким образом, основательное понимание кантовской философии едва-едва можно найти только у нескольких ученых постарше. Напротив, философские писатели нашего времени обнаружили самое скандальное незнание ее, которое всего возмутительнее сказывается, когда они излагают это учение, но ясно выступает и в иных местах, как скоро они начинают говорить о кантовской философии и делают вид, будто они что-нибудь смыслят в ней. И вас прямо злоба берет видеть, как люди, живущие философией, не имеют надлежащего и действительного знакомства с важнейшим учением, какое появилось за последние 2000 лет и почти современно им. Дело заходит так далеко, что они неправильно цитируют заглавия кантовских сочинений, а иногда даже заставляют Канта говорить как раз противоположное тому, что он сказал, до полной потери смысла калечат его терминологию и употребляют ее без всякого понятия о том, что̀ он ею обозначал. Да и то сказать, беглое перелистывание кантовских произведений (а только оно и подобает таким полиграфам и философским промышленникам, которые мнят к тому же, что они все это давно уже „прошли“) — такое перелистывание не познакомит с учением этого глубокого ума и является не более как смешной дерзостью; сказал же Рейнгольд, первый апостол Канта, что только пятикратное, напряженное изучение Критики чистого разума позволило ему проникнуть в ее подлинный смысл. Ленивая и одураченная публика, с своей стороны, воображает, будто с помощью изложений, сделанных такими людьми, она может в самое короткое время и без всякого труда усвоить себе кантовскую философию! Но это совершенно невозможно. Без самостоятельного, ревностного и многократного изучения главных произведений Канта нельзя получить даже и понятия об этом важней-
