мы до цели не доходим. Кто же иной создает эти препятствия и шаг за шагом мешает удовлетворению нашего страстного желания, как не наша собственная воля? Но только она действует так, что остается совершенно незаметной для нашего грезящего сознания и потому выступает здесь в виде неумолимой судьбы. — Разве невозможно, чтобы с судьбою на самом деле, и с той же планомерностью, какую, быть может, каждый подмечает в собственной жизни, дело обстояло аналогично тому, что мы видели сейчас по отношению ко снам? Иногда случается, что мы задумаем и энергично проводим план, который, как выясняется впоследствии, совсем не отвечает нашему истинному благу; между тем мы ревностно его преследуем, но при этом наталкиваемся на заговор против него со стороны судьбы, пускающей в ход для его разрушения все свои средства, так что в конце концов мы, против своей воли, оказываемся отброшенными на тот путь, который нам действительно подходит. Замечая такое, словно умышленное противодействие, одни люди употребляют выражение: „видно, этому не суждено быть“, другие называют это знамением, третьи — перстом Божьим: но все они разделяют то воззрение, что коль скоро судьба с таким очевидным упорством противится данному плану, то мы должны отказаться от него, ибо, не подходя к нашему, неведомому для нас, назначению, он все равно не осуществится и настойчивым преследованием его мы только навлечем на себя еще более суровые удары судьбы, пока наконец не очутимся снова на надлежащем пути; или же мы рассуждаем и так, что если бы нам удалось во что бы то ни стадо добиться своего, то это привело бы нас только к ущербу и несчастью. Здесь находят себе полное подтверждение приведенные выше слова: ducunt volentem fata, nolentem trahunt. В некоторых случаях, впоследствии действительно обнаруживается, что разрушение такого плана вполне способствовало нашему истинному благу: то же самое, следовательно, могло быть и там, где мы этого не узнаем, — особенно если своего истинного блага мы ищем в метафизико-моральной области. — Но если мы обратимся отсюда к главному выводу всей моей философии, именно тому, что начало, образующее и поддерживающее феномен мира, это — воля, живущая и действующая также и в каждом индивидууме, и если мы вспомним в то же время общепризнанное сходство между жизнью и сном, — то, сопоставив все изложенное выше, мы получим основание признать, в самых общих чертах, возможность того, что подобно тому как всякий представляет собою тайного режиссера своих сновидений, так и судьба, господствующая над нашей действительной жизнью, в конце концов каким-то образом исходит от той воли, которая является нашей собственной, но которая однако там, где она выступает в
