упоминается, объявить ее своей добычей, — de bonne prise. Вы видите, что северно-немецкая и южно-немецкая честность еще не достаточно столковались между собою. — Далее, все содержание §§ 538, 539, 540 в книге г. Розаса целиком заимствовано из моего § 13 и, большею частью, даже буквально с него списано. Только один раз г. Розас счел себя вынужденным процитировать мое сочинение, — именно в § 531, где для факта ему нужен поручитель. Забавен прием, к которому он прибегает для того, чтобы привести даже те дроби, какими я, согласно своей теории, выражаю все цвета. Присвоить себя последние совершенно sans façon, — это, очевидно, показалось ему все-таки не совсем удобным; поэтому он и говорит на стр. 308: „Если бы мы захотели выразить упомянутое отношение цветов к белому в числах и приняли белый цвет за 1, то можно было бы между прочим (как то сделал уже Шопенгауэр) установить следующую пропорцию: желтый цвет = 3/4, оранжевый = 2/3, красный = 1/2, зеленый = 1/2, синий = 1/3, фиолетовый = 1/4, черный = 0.“ — Хотел бы я знать, каким образом можно это сделать „между прочим“, не додумавшись предварительно до всей моей физиологической теории цветов, к которой исключительно относятся приведенные цифры и помимо которой они — просто неименованные числа безо всякого значения? Далее, каким образом возможно это сделать, если, подобно господину Розасу, признавать ньютоновскую теорию цветов, с которой эти числа находятся в совершенном противоречии? Наконец, чем объяснить, что протекли тысячелетия, как люди думают и пишут, а применить как раз эти дроби для выражения цветов никому еще и в голову не приходило, кроме нас двоих — меня да господина Розаса? Ведь то, что г. Розас так же точно применил бы эти самые дроби, даже если бы я случайно «уже» не сделал этого 14 лет назад и совершенно излишним образом не предупредил его, — ведь это явствует из его приведенных слов, которые показывают, что все дело здесь в одном „хотении“. Между тем именно в этих дробях заключается тайна цветов, и единственно посредством них возможно правильное заключение о сущности цветов и различии их друг от друга. — Впрочем, я был бы еще рад, если бы плагиат являлся величайшим из бесчестий, пятнающих немецкую литературу; но нет, их есть еще много других, гораздо более глубоких и пагубных, к которым плагиат относится так, как грошовое карманное воровство (pickpocketing) — к уголовным преступлениям. Я разумею царящий в литературе низкий и презренный дух, в силу которого личный
