Мюллер в Карлсруэ заявляет (в сообщении о ней, стр. 53 и сл.), что она видит не подложечной впадиной, а глазами, говоря однако, что большинство других сомнамбул видят этой впадиной. На вопрос: „может ли перемещаться в подложечную впадину также и мыслительная способность?“ она отвечает: „нет, но способность видеть и слышать может переместиться туда“. С этим согласуется показание другой сомнамбулы (в кизеровском Архиве, т. 10, тет. 2, стр. 154), которая на вопрос: „думаешь ли ты всем мозгом или только частью его?“ ответила: „всем, и я очень утомляюсь“. Истинный вывод из всех показаний сомнамбул, по-видимому, тот, что импульс и материал для интуирующей деятельности их мозга приходит не извне и через чувства, как при бодрствовании, а, подобно тому как это разъяснено выше для сновидений, — изнутри организма, где, как известно, наблюдение и руководство принадлежат большим сплетениям симпатического нерва, которые поэтому, по отношению к нервной деятельности, заступают и представляют весь организм, за исключением системы головного мозга. Показания эти можно сравнить с тем фактом, что нам кажется, будто мы ощущаем боль в ноге, когда мы самом-то деле мы ощущаем ее лишь в мозгу, так что она исчезает, как только прерван нервный путь в последнему. Таким образом, это — иллюзия, если сомнамбулы воображают, будто они видят и даже читают желудочной областью, или если, в редких случаях, они утверждают даже, что исполняют эту функцию пальцами на руках, либо ногах или кончиком носа (напр., мальчик Арст в Архиве Кизера, т. 3, тетр. 2, затем сомнамбула Кох там же, т. 10, тет. 3, стр. 8—21, также девушка в „Истории двух сомнамбул“ Юст. Кернера 1824, стр. 323—30, прибавляющая однако: „место этого зрения — мозг, как и в бодрствующем состоянии“). В самом деле: сколь бы повышенной мы ни представляли себе нервную чувствительность этих частей, все-таки зрение в подлинном смысле, т. е. через посредство световых лучей, остается совершенно невозможным для органов, лишенных всякого оптического аппарата, даже если бы они не были, как в данном случае, укрыты толстыми оболочками, а были доступны для света. Ведь сетчатку делает способной к зрению не только ее высокая чувствительность, а в такой же мере и чрезвычайно искусный и сложный оптический снаряд в глазном яблоке. Именно, хотя физическое зрение требует прежде всего чувствительной к свету поверхности, однако для него нужно еще, чтобы на ней, через зрачок и светопреломляющие, с бесконечным искусством комбинированные прозрачные среды, вновь собирались и концетрировались разошедшиеся во внешнем мире световые лучи и чтобы, значит, возник образ — вернее, точно соответствующее внешнему
