случае, восприятие, при чем, однако, так как импульс к нему идет с противоположной стороны, а следовательно и действует тоже в противоположном направлении, то надо признать, что и колебания или вообще внутренние движения мозговых волокон происходят в обратном направлении и потому лишь под конец распространяются на чувствительные нервы, которые, следовательно, приходят здесь в действие после всего, тогда как при обычной интуиции они возбуждаются первыми. Если теперь — как это принимают для реальных сновидений, пророческих видений и спиритических явлений — такого рода интуиция все-таки касается чего-либо действительно внешнего, эмпирически данного, т. е. вполне независимого от субъекта, так что она служит средством познания, то это внешнее должно бы входить в какое-либо сообщение с внутренностью организма, откуда интуиция возбуждается. Тем не менее, подобного сообщения совершенно нельзя проследить эмпирически, мало того — так как оно, по предположению, не должно быть пространственным, идущим извне, то эмпирически, т. е. физически, оно даже и немыслимо. Если же оно все-таки есть, то это надо понимать лишь метафизически и считать поэтому, что оно не зависит от явления и всех его законов, осуществляется в вещи в себе, которая всюду лежит в основе явления вещей, как их внутренняя сущность, и потом воспринимается в явлении: такое сообщение и есть то, что разумеют под именем магического воздействия.
Могут спросить, что̀ это за путь магического действия, какое мы имеем в симпатическом лечении, а также во влиянии далеко находящегося магнетизера. Я отвечу: это — тот путь, который проходит насекомое, теперь умирающее, а потом в полной жизнедеятельности вновь выходящее из каждого перезимовавшего яйца. Это тот путь, который ведет к тому, что для данной массы народа после необыкновенного умножения смертных случаев увеличивается также и число рождений. Это тот путь, движение по которому идет не на помочах причинности, через время и пространство. Это — путь через вещь в себе.
Но ведь нам известно из моей философии, что эта вещь в себе, а следовательно, и внутренняя сущность человека, есть его воля, и что весь организм каждого, как он рисуется нам эмпирически, есть просто ее объективация, точнее — возникающий в мозгу образ этой его воли. Но воля как вещь в себе лежит вне principii individuationis (времени и пространства), в силу которого индивидуумы обособлены: таким образом, полагаемые этим принципом границы для нее не существуют. Отсюда становится ясной — насколько еще может проникать наше уразумение, когда мы вступаем в эту область — возможность непосредственного воздействия индивидуумов друг на друга, независимо от их близости или отдаленности в пространстве, — воздействия, которое фактически обнаруживается в некоторых из пере-
