этому никогда не может сделаться объектом, — оно обозначает познающее, как противоположность и как условие всего познаваемого. Мудрость всех языков выразила это тем, что никогда не трактует „я“ как существительное; поэтому-то Фихте и должен был допустить насилие над языком, чтобы выполнить свое намерение. Еще более наглою подтасовкой у того же Фихте является бесстыдное злоупотребление, какое он позволяет себе со словом „полагать“, которое однако, вместо того чтобы подвергнуться осуждению и изгнанию, еще и до наших дней, по почину Фихте и в силу его авторитета, находится в большом ходу почти у всех горе-философов, как весьма надежное вспомогательное средство для софизмов и лжеучений. Полагать, ponere, — и отсюда propositio, — издревле употребляется в качестве чисто логического выражения, которое показывает, что в общей логической связи спора или какого-либо иного рассуждения нечто до поры до времени принимается за данное, предполагается, утверждается; что, следовательно, ему приписывается до времени логическая состоятельность и формальная истинность, — при чем однако реальность его, материальная его истинность и действительность остаются под вопросом, совершенно незатронутыми и невыясненными. Фихте же мало-помалу под такое полагание подтасовал реальный, хотя, естественно, смутный и туманный смысл, который разные писаки оставили в силе, а софисты ввели в постоянное употребление; с тех пор именно, как я положило сначала само себя, а затем и не-я, полагать стало равносильно творить, производить — вообще, являть на свет, неизвестно, каким образом; и вот, все, что хочется принять безо всяких оснований за существующее и навязать другим, именно полагается, и оно уже пребывает и существут самым реальным образом. Таков еще и до сих пор остающийся в силе метод так называемой после-кантовской философии; он — дело рук Фихте.
Открытая Кантом идеальность времени, собственно говоря, уже содержится в относящемся к механике законе косности. Ибо последний, в сущности, утверждает, что время, как такое, не может произвести никакого физического действия; поэтому оно, взятое само по себе и отдельно от всего другого, ничего не изменяет в покое или в движении тела. Уже отсюда следует, что оно не физически реально, а трансцендентально идеально, т. е. имеет свое начало не в вещах, а в познающем субъекте. Если бы время, в качестве свойства или же акциденции, было присуще самым вещам в их сути, то известное количество его, т. е. продолжительность или кратковременность, могло бы производить в вещах ту или другую перемену. Но количество
